Добывайка попытался снова. Арриэтте неожиданно захотелось ему помочь, но как появиться из укрытия, чтобы не напугать? Она решила кашлянуть; и добывайка, быстро обернувшись на звук, застыл.

Их глаза встретились. Арриэтта старалась не шевелиться: его сердце наверняка так же колотилось, как и её собственное, – и с улыбкой на лице лихорадочно соображала, что бы такое сказать. «Привет!» – пожалуй, слишком фамильярно. Может, следует сказать: «Доброе утро»? Да, именно так.

– Доброе утро. – Собственный голос показался Арриэтте испуганным, хрипловатым, поэтому, откашлявшись, она поспешила добавить, уже более чётко и звонко: – Сегодня чудесный день, не правда ли?

Добывайка всё так же удивлённо смотрел на неё, словно не мог поверить своим глазам.

Не переставая улыбаться, но не двигаясь с места, чтобы его не напугать, Арриэтта добавила:

– Не бойся, я не причиню тебе зла.

Добывайка неожиданно усмехнулся и, усевшись на край водостока, спросил:

– Ты кто?

– Арриэтта, мы Куранты.

– Что-то я тебя раньше не видел.

– Я… мы пришли только вчера днём.

– Кто – вы?

– Родители и я…

– Вы здесь останетесь?

– Пока не знаю. Это зависит от того, насколько здесь безопасно, удобно и… ну, ты знаешь…

– О, здесь здорово по сравнению… с другими местами. И раньше было безопасно.

– А теперь что, нет?

Добывайка как-то невесело улыбнулся и пожал плечами:

– Кто может это знать?

– Это верно, никогда не знаешь… – согласилась Арриэтта и вдруг поняла, что ей нравится его голос. Хромой добывайка произносил каждое слово очень чётко, отрывисто, но тон его в целом был мягкий, доброжелательный.

– Как тебя зовут?

Он вдруг рассмеялся и, отбросив волосы с лица, ответил:

– Все называют меня Пигрин, но вообще-то я Перегрин.

– Вот как, – отозвалась Арриэтта и повторила: – Перегрин.

– Именно так.

Добывайка вдруг вскочил, да так стремительно, как будто только сию секунду понял, что всё это время сидел, и сказал:

– Прошу прощения.

– За что? – удивилась Арриэтта.

– За то, что вот так шлёпнулся.

– Но это скорее от неожиданности, даже своего рода шока…

– Возможно, ты и права… в некотором смысле, – согласился Пигрин и тут же спросил: – Ты ведь умеешь читать, да? А кто тебя научил составлять буквы в слова?

– Да… – Арриэтта замялась: слишком уж долго было рассказывать. – Как-то научилась. Мой отец немного умел, вот и показал мне, как это делается…

– А писать ты тоже умеешь?

– Да, и очень хорошо. А ты?

– Да, – улыбнулся Пигрин. – И тоже очень хорошо.

– Кто же тебя научил?

– Ой, даже не знаю: все Надкаминные умеют читать и писать. Детям людей обычно давали уроки в этой библиотеке, – указал он кивком на двойные двери. – Это было на протяжении нескольких поколений. Оставалось только слушать, да и книги всегда лежали на столе…

Арриэтта с посветлевшим лицом покинула укрытие между кирпичами и обрадованно воскликнула:

– Так ты из Надкаминных?

– Да, был, пока однажды не свалился с полки над камином.

– Как здорово! То есть не то, что упал, а то, что ты из Надкаминных! Вот уж не думала, что познакомлюсь с настоящим Надкаминным: мне казалось, что они остались в прошлом…

– Похоже, так и есть.

– Перегрин Надкаминный, – торжественно произнесла Арриэтта. – Какое красивое имя: Перегрин Надкаминный! А мы просто Куранты: Под, Хомили и Арриэтта Куранты. Не слишком-то впечатляет, правда?

– Зависит от курантов, – ответил Перегрин.

– Это были дедушкины куранты.

– Старые?

– Думаю, да, – Арриэтта на мгновение задумалась. – Да, они были очень старые.

– Вот и хорошо! – весело сказал Пигрин.

– Но бо́льшую часть времени мы жили под кухней.

Пигрин рассмеялся и озорно взглянул на неё.

Арриэтта удивилась: что смешного в её словах? Пигрин, наверное, считал, что жить в подполье – это весело.

– А где ты?.. – начала было она, но тут же прижала ладонь к губам, вдруг вспомнив, что спрашивать у незнакомых добываек, где они живут, считалось неприличным. Их жилища в силу необходимости должны быть скрытыми и тайными.

Правда, Пигрина это не смутило, и он легко ответил:

– Сейчас нигде.

– Но ты же должен где-то спать…

– Я как раз переезжаю – можно сказать, уже переехал, – но ещё не спал на новом месте.

– Понятно, – сказала Арриэтта, и день почему-то сразу потерял всю свою яркость, а будущее опять стало неопределенным. – И далеко это?

Пигрин задумчиво посмотрел на неё:

– Всё зависит от того, что ты понимаешь под словом «далеко»…

Повернувшись к глазной ванночке, он положил руки на край и заметил:

– Воды многовато.

– Так отлей немного, – предложила Арриэтта.

– Именно это я и собирался сделать.

– Так давай я тебе помогу!

Вместе они наклонили глазную ванночку, ухватившись за выступы с двух сторон, а когда часть воды вылилась в водосток, снова поставили на основание. Пигрин подошёл к своей тележке, чтобы подтолкнуть поближе, и Арриэтта, коснувшись пальцем её края, заметила:

– Моему отцу понравилась бы такая тележка. Из чего она сделана?

– Это нижняя часть коробочки для визитных карточек. Верхняя тоже у меня есть. Но колёс у неё не было, да они были и не нужны, пока у них на полу лежали ковры.

– У кого «у них»?

– У людей, которые здесь жили, у тех самых, что сняли резное украшение над камином. Именно тогда я и упал с полки. – Пигрин вернулся к глазной ванночке. – Если ты сможешь взяться за один выступ, я возьмусь за другой…

Пока Арриэтта ему помогала, мысли её крутились вокруг только что услышанного. Убрали резное украшение над камином и разрушили весь стиль жизни! Когда это случилось и почему? Где теперь родители Пигрина, друзья и, возможно, братья и сёстры? Она молчала, пока они ставили ванночку на тележку, потом как бы между прочим спросила:

– Сколько лет тебе было, когда ты упал?

– Да лет пять-шесть. Я ещё и ногу сломал.

– И что, некому было тебе помочь?

– Нет. Никто даже не заметил.

– Не заметили, что маленький ребенок упал с полки?! – ужаснулась Арриэтта.