– Да, здесь была библиотека.

Арриэтта подняла глаза на книжные полки: там действительно остались кое-какие книги, несколько неаккуратных стопок потрёпанных журналов и разный хлам, оставшийся от предыдущих владельцев: жестяные коробки, сломанный хлыст для верховой езды, пара разбитых цветочных ваз, бюст римского императора с отбитым носом, пыльный пучок сухой травы.

– По мне, так сюда никто никогда не заходит, – предположила Хомили, тихонько подойдя к ним.

– Так и есть, – подтвердил Под. – И это великолепно, просто великолепно!

Арриэтта, как и родители, была счастлива, но ей пришлось вернуться назад – без большой, впрочем, охоты, – чтобы помочь Спиллеру разгрузить мыльницу. Родители тоже пошли с ней, и Хомили, всё ещё очень усталая, без сил опустилась на приглянувшуюся ей плитку.

– Согласна: всё это великолепно, – но где мы будем сегодня спать?

– В печке, – спокойно ответил Под.

– Что?! Здесь же полно золы!

– На решётке – нет; вся зола внизу, – возразил Под.

– Ну, – протянула Хомили, – мне даже в голову не могло прийти, что когда-нибудь придётся спать в печке…

– Но ты же спала под печкой в Фэрбанксе.

– Вот именно: под печкой. Ах, Фэрбанкс, – простонала Хомили, – ну почему нам пришлось оттуда уйти…

– Ты отлично знаешь почему, – вмиг посуровел Под и обратился к Арриэтте: – Возьми что-нибудь – кусок старой мешковины, например, – и протри немного решётку, а я принесу листьев…

Он направился к двери, а Хомили, оглядываясь по сторонам, поинтересовалась:

– А где Спиллер? Вроде только что был здесь.

– Думаю, отправился в кладовку: надо же нам наконец поесть.

Вдруг раздалось жужжание, и в испуге все посмотрели вверх. Тут же начали бить часы на церкви, и этот звук был так близок. Под, судя по выражению лица, считал удары. Глядя на него, принялись считать и Хомили с Арриэттой.

– Одиннадцать, – сказала Хомили, когда эхо последнего удара замерло вдали.

– Двенадцать, – поправил её Под. – А у тебя сколько получилось, Арриэтта?

– Тоже двенадцать.

– Правильно, а вот мама пропустила один удар. Что ж, теперь мы знаем: чтобы пересечь пешком эту лужайку, нужно три часа…

– А мне показалось, что на это ушло три года, – проворчала Хомили. – Надеюсь, нам не придётся это делать часто.

– Есть средства и способы, – туманно ответил Под со странной ухмылкой, направляясь к дыре под дверью.

– Средства и способы! – повторила Хомили, когда он скрылся из виду. – Что он имел в виду? Средства и способы… В следующий раз мы что, будем летать?

Арриэтта тоже задумалась над этим, отрывая кусок мешковины. Вскоре вернулся Под с охапкой листьев бука, темно-зелёных и упругих. После того как разгрузили мыльницу, они устроили себе постели.

– Вроде ничего получилось, – заметила Хомили, отряхивая руки.

Всё действительно выглядело неплохо: поверх пружинистых листьев лежали простыни и стёганые одеяла.

– Вот бы ещё закрыть дверь…

– Нельзя сказать, что она открыта: так, щёлка – только для того, чтобы войти и выйти, – возразил Под.

– Думаю, мне лучше прилечь. – Хомили направилась к печке.

– Ты разве не хочешь пройтись по дому? – остановил её Под.

Хомили замялась.

– Ну, для начала мне нужно немного полежать. Мы шли всё утро, а я уже не молоденькая.

– Я знаю. Да, мы все устали, но вдруг случится так, что у нас не будет другой возможности. Сейчас-то никого дома нет, верно? Человеков то есть… И они ещё не скоро вернутся…

Хомили всё ещё колебалась, как вдруг где-то в глубине дома раздался звонок. Все трое обернулись на звук, словно фигурки на часах, и уставились на двойные двери, но звонок больше не повторился.

– Что это было? – еле слышно прошептала Хомили, отступая назад, к печке, и нервно нащупывая дверцу.

– Подожди! – остановил её Под.

Они замерли, и тут один за другим раздались три звонка и наступила тишина.

– Что ж, я был прав, – улыбнулся Под. – В доме действительно никого нет.

– О чём ты?

– О той чёрной штуке в холле. Как только раздаётся звонок, человеки сразу к ней бегут.

И тут Арриэтта вспомнила, ведь мальчик говорил ей об этом… Как же эта штука называется? Телеграф? Нет, как-то иначе… Слово вертелось на языке. Ах да… Арриэтта неуверенно произнесла:

– Думаю, это телефон. – И добавила, словно извиняясь за свои обширные познания: – У мисс Мэнсис есть такой.

Ей пришлось долго объяснять, как это устройство работает: провода, столбы, возможность поговорить из одного дома с человеками в другом доме…

– Ну надо же такое придумать! – воскликнула Хомили.

Под помолчал немного, потом сказал:

– Не пойму, что к чему: во всяком случае, из твоих объяснений, Арриэтта, – но в одном я совершенно уверен: мы должны благодарить судьбу, что эта штука есть!

– Что ты имеешь в виду, Под? – немного раздражённо спросила Хомили.

– Она нам подсказывает, что делать и как себя вести.

Лицо Хомили вытянулось от изумления:

– Но я не слышала от неё ни слова!

– Она нам сообщает, что дом пуст, это совершенно очевидно. Попомни мои слова, Хомили: эта чёрная штука в холле станет для нас… станет…

Под так разволновался, что никак не мог подобрать нужное слово.

– Находкой? – решилась подсказать Арриэтта.

– Гарантией, – наконец нашёл нужное слово Под.

В тот день они так и не пошли осматривать дом. Хомили очень устала, а оставаться одной ей явно не хотелось, да и Спиллер принёс из кладовой множество лакомств. Поэтому они все расселись на куски битой плитки и с аппетитом поели. Спиллер обеспечил их восхитительным обедом: таких блюд, как им казалось, они не видели и не пробовали многие годы. Была здесь и копчёная ветчина, розовая и нежная, и анчоусное масло, и кусочки сдобного теста, и виноград, который следовало осторожно очищать от кожицы, и что-то завёрнутое в листья салата-латука (Хомили решила, что это пирог с голубями), и целый ломоть домашнего хлеба, и маленький неровный обломок сливового пирога.

После еды, как часто бывает, их стало клонить в сон, даже на Пода навалилась усталость. Хомили собрала остатки еды (они уже забыли, что это такое!) и задумалась, куда бы их сложить.

– Я принесу тебе лист щавеля, – сказал Под и направился было к двери, но Спиллер заметил, что он еле переставляет ноги, и обогнал его.

Вскоре он вернулся с несколькими не слишком свежими листьями и исчез. Спиллер, как заметила Арриэтта, никогда не ест в компании.