Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Строцци, почему здесь?
— Не учуют.
Хищнецы и впрямь отличались более острым нюхом. Но и, правду сказать, пока он не видел ни одного. Хитин видел, а этих нет. И, в общем, не то чтобы горевал о недостаче.
— А есть основания полагать, что могут? Их много?
— Могут-то всегда могут. Не много, но некоторое количество имеется. Если вы про оперативную обстановочку, то в последнее время все спокойно.
— Строцци, тогда что мне тут делать?
— А что вы тут собирались делать, синьор Грушецки?
— Скажите мне как местный, разве в Венеции можно собираться делать хоть что-то? Тут можно только смотреть на красивое.
Строцци ухмыльнулся:
— Принято. Вот и смотрите на красивое. А если оно где-то больше, чем надо, пошло трещинами и уже вылупляется из кладки… дайте знать.
— У вас есть какие-то конкретные наметки? Или мне просто светить лицом в людных местах?
— Скорей, второе. Ловля на живца дает обычно хороший процент попаданий. Вы надолго?
— Дней на десять, проездом.
— Это правда, вы не носите оружия?
— Да.
— Напрасно.
— Я много что делал в жизни напрасно, и ничего, жив. А наибольшую глупость сотворил именно со стволом в руке. Теперь побаиваюсь повторения, знаете ли.
— Но вы понимаете, что это… под вашу ответственность?
— Уверяю вас, я уже брал на себя подобного рода ответственность. Неоднократно. Со мной никогда ничего не происходит. И это удивительно скучно.
— Хорошо. Приглядывайтесь, но имейте в виду, в Венеции многое — не то, чем кажется. И держите связь ежедневно.
Интересно, что сказал бы Новак, знай он, что Грушецкий целит в Венецию.
Но он не сказал Новаку. В конце концов, Пепа и так поимел с него достаточно пользы и чуть-чуть удовольствия.
Польза и удовольствие. Порно уже не работало, проститутки не годились. Во-первых, пан Грушецкий с возрастом стал придирчив и брезглив. Во-вторых, слить, конечно, можно, но его внутренней твари это не давало ровным счетом ничего, купленная самка ктыря не кормила и впрок не шла. Самку следовало завоевывать, ритуалы ухаживания, брачные танцы, вся эта хрень. Работало только добровольное согласие и обоюдно приятный акт. А ведь были еще нюансы… На прямой вопрос Пепа хрюкнул и рекомендовал почитать трактат на сто семьдесят восемь страниц для любителей семейства Asilidae под названием «О гениталиях ктырей», начав с себя, раз уж Гонзу интересует видовой секс и его разнообразие. Что ж, процесс интересовал. Секс — это бессмертие, это та, в которой ты есть, и от этого тебя как бы нет. Господь Бог в неисчислимом милосердии своем поместил бессмертие в самую нелепую точку — секс — и упаковал максимально возможным образом абсурдно. Но ведь работает! Пусть даже и на пару секунд.
Новак глумился, однако вещал:
— Двукрылые любят секс. Невозможно не любить секс, если ты весь год существовал только ради этих двух часов полового акта.
В юности Гонза так и ощущал порою, что живет ради тех самых не часов, но минут, и погоня за минутами отбирала часы, и дни, и дарила адреналин, на который он подсел больше, чем на эндорфин, а окситоцина ему в принципе не доложили при изначальной прошивке.
— Значит, что отличает вас от людей… Запоминай, как должностной устав, повторять не буду. Дары. Специфическое поведение в процессе ухаживания, чтобы liebe поняла, что перед ней самец ее вида, а не человек — ведь внешне они похожи. Спарившись с неправильным видом, liebe не получит потомства. Важно вести себя непринужденно на ранней стадии, потому что ставки высоки, учитывая, что это может быть единственный сексуальный контакт в жизни — в смысле, с партнером своего вида… Непринужденно ты умеешь. Далее… прелюдия примерно как у людей. Совокупление длится около двух часов.
— Мощно. Марафонские дистанции.
— Я думал, ты позавидуешь.
— Я бы позавидовал, но не с кем. Ты же сказал, liebe вымирающий вид, встречаются крайне редко…
— Молодые liebe бывают резкие, поджарые, напоминающие с лица молодых же ктырей, что порой приводит к неловким ситуациям…
— То есть, гомосексуализм опять изобрели не люди?
— Люди вообще ничего не изобрели. Гонзо, мне не нравится, что ты много шутишь.
— В смысле? Я должен рыдать от этой информации?
— Да как хочешь. Но до тебя пока совершенно точно не дошло, что у хищнецов секс — развлечение опасное в первую очередь для самцов. А не как у людей. Довольствуйся женщинами, но аккуратненько… следи за собой.
Грушецкий поскучнел лицом, отвечая выраженным ожиданиям Новака:
— С женщинами что-то не получается.
— Как будто раньше у тебя получалось.
— Ты это… не хами. А то огребешь. От ктыря.
— Не огребу. Дружеский совет хочешь? Козлить перестань. Лезть на рожон завязывай. Побудь уже осторожен.
— Это я-то?
— Ты-то. У тебя вроде пара человек на иждивении имеется. Мог бы о них подумать, если про самого себя думалка не включается.
— И откуда ты все знаешь, Пепа?
— Работа такая. Плюс я к тебе привязан. Ничего личного — как к коллекционному, породистому ктырю. И да, у них — у вас — нет миссионерской позиции, не спались.
— Вообще нет?
— Ну, продвинутые могут и потерпеть такое твое извращение, но без энтузиазма. Для оплодотворения так себе поза. У них совсем другие возможности, дружище, совсем другие… самец комара-толстоножки передает всю свою сперму партнерше примерно за двенадцать часов. На определенных стадиях совокупления самка мухи цеце может ощущать стимуляцию от гениталий самца в восьми местах своего тела. Дрозофила способна эякулировать семь раз в минуту…
— Подумать только. Я раздавлен и унижен самцом дрозофилы.
— То ли еще будет. Или вот языкан-большехоботник. Его очень любят бабы, достает языком прям сам понимаешь куда. Безобиднейшее существо, кстати. Их мы не привлекаем. Толку в работе никакого, им лишь бы трахаться.
— Не буду спрашивать, почему он большехоботник.
— Не спрашивай. Но угадал верно.
— А самки?
— Что самки? А, самки. Если встретишь такую, повезет уже тебе, а не ей. Но они не в твоем вкусе — крупные, корпулентные, рыхловатые.
— Новак, стоп. Я уже не знаю, ржать или тошниться.
— То и другое, привыкай. Ну и да. Если ты попался самке своего вида, крайне редко она потребует от тебя зачехлиться. С большей вероятностью разведет, как