Лестница была достаточно высока, чтобы достать до всех оконных стекол. Теперь ее маленький рост не был помехой! Нечто совершенно для нее новое!

Одна комната убрана от начала и до конца, изнутри и снаружи. Интересно, что теперь подумает мистер Портер о своем чисто мужском бегстве от домашних дел?

Медленно нагнувшись, она погрузила щетку в стоявшее на внешнем подоконнике ведро с уксусным раствором. И встала на цыпочки, чтобы дотянуться до верхнего переплета.

«Черт! Не хватает всего нескольких дюймов!»

Она злобно уставилась на недосягаемый оконный переплет. Щетка не доставала до верхней части стекла, и ничего не поделать. Придется спуститься, переставить лестницу и снова подняться или…

Наверное, не так уж опасно — перебраться с лестницы на подоконник. Кроме того, камень крепче, чем какая-то древняя лестница. И тогда недоступное стекло легко поддастся щетке, пропитанной уксусом. Пять минут, и все сделано идеально! Но внезапный грохот сотряс ее тело.

Скользкая щетка вылетела из руки, и Калли в ужасе схватилась за оконную раму, наблюдая, как щетка падает ниже, ниже… чтобы покатиться по булыжникам рядом с обломками старой лестницы.

Сейчас она первая признала бы пользу употребления непристойных слов. Хорошо, что Дейд ее не слышит!

Что же, всегда можно открыть окно…

И тут она ясно вспомнила, что машинально задвинула шпингалет, когда закрывала окно.

С начала до конца, черт бы все побрал!

Тут явно пригодятся еще несколько отборных ругательств! Слава богу, у нее обширный словарь! Спасибо пятерым братьям, в конце концов!

Калли долго стояла, прислонившись лбом к холодному мокрому стеклу, и ждала, пока успокоится дыхание и сердце начнет биться не так часто.

«Думай, идиотка! Думай хорошенько!..»

Отсутствие лестницы означало, что теперь спуститься она не сможет. Запертое окно означало, что влезть в комнату нет возможности. Может, подняться…

Нет. Только не выше! Она не в состоянии выпустить каменные выступы по обе стороны от окна, в которые вцепилась мертвой хваткой.

Разбить стекло и отодвинуть шпингалет.

Да. Хорошая мысль. Тяжелая деревянная щетка вполне послужит орудием.

Черт!

Она осторожно выпустила каменный выступ и подняла руку. Удар ладонью заставил старое толстое стекло глухо звякнуть. Не более того.

К тому же так она сильно поранится. Может, локтем?

Одно неловкое движение, и подошвы башмаков поехали по мокрому скользкому камню, и она уже падает…

Вырвавшийся вопль был совершенно непроизвольным. Как и безумные попытки схватиться за какую-нибудь опору. И она нашла: довольно глубокую выемку, которую время и дождь выбили в подоконнике, в том месте, где оконная рама примыкала к проему. Падение замедлилось, но при этом боль в пальцах стала невыносимой.

— Помогите!!!

Кричать, конечно, не было смысла. В чертовом доме ни души.

— Помогите!!!!

Калли повисла на руках. Ноги болтались в воздухе, она тщетно пыталась найти опору между большими камнями. Мешало платье, и она прокляла все на свете. В этот момент она мечтала о появлении хоть кого-нибудь.

Ни души. Ни одного человека на много миль вокруг.

С вершины холма, к юго-востоку от дома, Рену открылся поразительный вид на Эмберделл-Мэнор, сияющий, как замок из золота, в косых лучах заходящего солнца. Он сделал себе трон из большого, нагретого солнцем валуна и долго оглядывал свою империю. Совсем неплохо.

Для чудовища. Вот только сегодня он не чувствовал себя таким чудовищем. Как обычно. Для Рена наступающий вечер обычно означал скованность и боль. И необходимость открыть новую бутылку, чтобы эту боль утопить.

Но не в этот раз. Он прошел по холмам не менее пяти миль, неуклюже взбираясь на каменные ограды и топая по крошечным ручейкам, не трудясь их перескакивать. Он устал, взмок от пота, а сапоги стали, неприятно влажными.

Но никакой скованности. Боль по-прежнему полосовала спину от плеч до поясницы, и все же даже она была какой-то другой. Не такой жестокой. Не такой мучительной. Он даже стал мечтать о сытном обеде и, возможно, коротком сне этой ночью. Да, он выпьет вина. Но сейчас его больше интересует новобрачная в одной сорочке или вообще ни в чем, кроме воды в ванне… он будет кормить ее кексом по кусочку. Сегодня не стоит топить разум в спиртном.

С энтузиазмом, который сам Рен находил довольно забавным, он выпрямился, перестав походить на гаргулью, и направился к огромному зданию.

Направился к дому.

Калли больше не могла держаться. Каменный подоконник словно старался избавиться от отчаянно цеплявшихся, скользких от птичьего помета рук. Ее тянуло вниз, и она сожалела о каждом куске проглоченного утром кекса. Вопли и проклятия так и рвались из горла. Но не потому, что она надеялась, будто ее услышат. Она просто не могла позволить себе безропотно умереть.

В конце концов она Уортингтон!

Кажется, ее пальцы теряют последнюю жалкую опору. Неумолимый камень, очевидно, с самого начала составивший против нее заговор, теперь наносил последнее оскорбление, обдирая кожу от подмышки до ладони, несмотря на то что она из последних сил боролась за жизнь.

— Яйца святого Георгияаааааааааа!

Удар сотряс Калли от пальцев ног до макушки, окончательно помутив разум и вытеснив последний воздух из легких. Она лежала неподвижно, не дыша, не вполне придя в себя, и очень заинтересованная в том, чтобы очнуться по-настоящему, что, собственно говоря, совершенно бесполезно, если умирать медленной смертью. Жаль, что окно располагалось не на верхнем этаже. Тогда ее душа уже вознеслась бы в небо, а сейчас разбитое тело лежит на булыжниках. Только она не чувствовала себя искалеченной. Попка ужасно болела. И голова тоже. А отсутствие воздуха было крайне неприятно, и, помимо всего прочего, она, кажется, прикусила язык, потому что во рту стоял металлический вкус крови. Да. Но все это не так уж плохо…

Легкие снова наполнились хриплым, стонущим звуком.

Лежавшая на нем девушка со свистом втянула в себя воздух. Рен благодарно закрыл глаза. Она жива.

Это самое важное. Сейчас он не мог понять, почему, но где-то в глубине души чувствовал явное облегчение от этого факта.

Но кое о чем ему было трудно думать. О безумной боли, разламывавшей спину и плечо. И еще: чувство было такое, что мозги утекают из пробитого черепа на булыжник двора.

Зато в его руке уютно устроилась теплая полная грудь, вздымавшаяся с каждым хриплым вдохом. Джентльмен наверняка разжал бы пальцы.

Но Рен считал, что заслужил это. Как плату за услуги.

Почему это глупое создание висело на подоконнике? Может, она совершенно рехнулась?