Его желание было внезапным, таким же неистовым и раскаленным, как расплавленная лава, вырвавшаяся на свободу. Во рту пересохло, а в висках удары сердца громом отдавались в одном ритме с пульсацией плоти. Взять ее, вонзиться в сладостный влажный жар и глубоко окунуться в него.

Невероятным усилием воли Рен удержался от того, чтобы сорвать с себя одежду и овладеть Калли прямо в ванне. Брать жестко, пока не изольется в нее, пока вода не побежит по полу, выплеснувшись из ванны в пылу их страсти.

«Прекрасный способ обращаться с женщиной. Овладеть ею на кухне».

Желание обладать этой женщиной яростно сопротивлялось его решению. Она его жена. Мужчина может делать со своей женой все что захочет.

«Прости, приятель, но так дела не ведутся. Иди-ка отсюда».

И тут страсть медленно отступила. Рен убрал руки, и роскошные груди жены выскользнули из его дрожащих ладоней. Ее недоуменный, полный сожаления вздох, будто кинжал, вонзился в его сердце. Сохраняя остатки джентльменской сдержанности, он решительно повернулся к ней спиной.

— Наслаждайся ванной, Каллиопа. Увидимся вечером.

Она громко вздохнула.

— Сегодня вечером? Но…

Но она явно считала, что эта сцена позволяет получить передышку.

— Сегодня вечером, — повторил он.

Никакой передышки. Он едва сможет дождаться, пока снова коснется ее.

Джентльмены не насилуют жен. Не вытаскивают их из воды, чтобы нагнуть над кухонным столом и взять сзади.

«Негодяй! Подлец! Животное!»

Калли скользнула в остывающую воду, прикрыв груди руками и слушая, как неровные шаги мистера Портера затихают в глубине вымощенного каменными плитами коридора. Но тут же что-то вспомнив, пошарила по дну ванны. Жемчужина!

«Сегодня вечером».

Она понимала, что он хотел большего. Большего, чем видеть, как она, обнаженная и мокрая, извивается от удовольствия в ванне.

«Конечно, он ждет большего… и ты тоже».

Да, какой-то частью сердца она хотела куда большего!

Калли знала о том, что происходит между мужчиной и женщиной в постели, как знали и все Уортингтоны. У них в доме был свободный доступ к литературе со всего мира. Она знала основные детали соития еще с двенадцати лет, когда мать подсунула ей тяжелый медицинский том с жизнерадостным наставлением: «Не обращай внимания на иллюстрации, детка. Все это срисовано с трупов».

Калли с трудом смогла раскрыть книгу. Все же любопытство побудило ее заглянуть в текст и узнать достаточно, чтобы покраснеть до корней волос и захлопнуть непристойную книгу.

«Возмутительно!!! Чей ясный ум это придумал?!»

Но теперь, когда твердые горячие соски зудели от прикосновений мистера Портера, все прочитанное не казалось таким уж смехотворным. По правде говоря, ее мучил голод, подобного которому она не знала раньше. Потаенные местечки пульсировали сладкой болью, заставлявшей сильнее сжимать бедра и вздрагивать от очередного удара наслаждения.

Рен хотел пойти дальше. Она знала это, потому что он так неохотно выпустил ее груди и по тяжелой походке, когда он уходил… В этот вечер она ожидала гораздо большего…

Облизнув губы и почувствовав вкус соли и трав, Калли разглядывала жемчужину на ладони и думала о том, что может вернуться к семье совершенно иной, чем прежде. И еще она осознала шокирующую истину, что может быть счастлива таким исходом.

Откинувшись на бортик ванны, Каллиопа позволила этой удивительной мысли пустить корни в ее сознании. И неожиданно для себя положила руку между бедер. Какие удивительные книги мог читать мистер Портер?

Возможно, во всем виновны ее пробудившаяся чувственность или временная потеря разума, но мысль о том, чтобы сделать нечто подобное вне спальни за закрытой дверью, послала жаркую волну возбуждения прямо в низ живота.

«Ни за что. Как глупо! Я никогда…»

Но, несмотря на все уверения, она невольно стала ласкать себя.

«Я становлюсь распутницей».

Когда пальцы скользнули между нежных складок плоти, Калли с тихим стоном закрыла глаза. Она продолжала исследовать себя с мыслью о его крепких жарких руках и о том, как тяжело он дышал, когда касался ее.

«Мой муж. Мой таинственный любовник. Мужчина, которого я по-настоящему так и не видела».

Она представила, как Рен может взять ее, сохраняя при этом свою тайну. Представила себя на четвереньках, обнаженную, открытую перед ним… как сжимает его плоть, как он вонзается в нее снова и снова.

Калли оделась, вытащила из кухни тяжелую ванну и с облегчением почувствовала, как в ней снова зарождается прежнее раздражение.

Она нашла мистера Портера в его кабинете.

— Нам нужны слуги.

Он поспешно отвернулся от нее и натянул капюшон на лицо.

— Нет.

Если бы в последние два дня Калли получала соверен за каждый раз, когда упирала кулачки в бедра, ей не понадобились бы проклятые жемчужины мистера Портера. У нее уже бока болели!

И все же пришлось принять привычную позу.

«Нужно досчитать до десяти. А, может, и до ста. Я могла бы уйти и вообще не разговаривать с мужем. Не пытаясь пробиться к нему… Но Уортингтоны не сдаются. Никогда!»

— Кто вас растил?

Рен перестал притворяться, будто смотрит в окно, радуясь, что не снимает капюшон даже в доме.

— О чем ты?

— О том, что вас воспитывали в семье, родители, или медведь в пещере?

«Что-то в этом роде сказала бы мать!»

Рен едва не рассмеялся вслух и, почти растерявшись, вновь обернулся к окну.

— Когда-то у меня были родители, хотя сейчас, увидев меня таким, наверняка отреклись бы от сына. Если бы, конечно, дожили до этого дня.

Она презрительно фыркнула.

— Наверное. Если бы они увидели, как вы обращаетесь с этим домом. Похоже, здесь все-таки буйствует медведь. И скорее всего не один, а несколько. Здесь полно комнат, которые выглядят так, словно в них резвились крайне неуклюжие животные.

«Неуклюжее животное. Довольно точное описание».

— У меня сотни комнат. Вряд ли я смогу пожить в каждой. Учитывая, сколько времени у меня остается!

Калли замолчала, как всегда, когда он упоминал о своей скорой кончине. Возможно, застыдившись того, что дразнила умирающего.

Рен обернулся, жалея о своей откровенности.

Она вовсе не выглядела смущенной. Скорее озадаченной, раздраженной, досадующей и, главное, — восхитительной. Он все еще чувствовал тяжесть ее грудей в ладонях. И сжал кулаки, чтобы сохранить приятное ощущение.

Но больше всего она казалась раздраженной.