Что?! Там?!

«Господи помилуй!»

Но тут его руки снова прошлись по ее бедрам, бокам, груди, поднялись вверх, по рукам к плечам. Зарылись в волосы.

— Не понимаю… такая покорная…

Внезапно он, обвив руками ее талию, поднял Калли с ковра. И уложил на спину у огня. Она едва не открыла глаза от изумления. Но он быстро прикрыл их ладонью.

— Не открывай.

Он снова принялся ласкать ее. Теперь уже настойчивее.

Калли чувствовала, что он вглядывается в нее, ждет ответа. Ждет, пока она съежится от ужаса. Но она спокойно лежала, открытая его взгляду, позволяя касаться живота, бедер, грудей и плеч. Он снова раздвинул ее бедра и стал разглядывать. Калли слегка отвернула лицо, но не противилась, хотя опять покраснела, и не только от жары.

Рен делал с ней все что хотел, и она ни разу не замерла пугливо, не воспротивилась, не оттолкнула его руки и не вырывалась.

Можно было только восхищаться ее решимостью. Она действительно хотела вернуться к семье как можно скорее. И, конечно, радуется тому, что не должна снова смотреть на него.

А может, представляет кого-то другого? Тогда ее дремотно-сладостная покорность вполне объяснима. Но даже если и так, он вряд ли может протестовать. Такое чудовище, как он, не имеет права на эту нежную плоть.

Эта мысль заставила его снова ласкать Калли, гладить, вбирать в себя головокружительные ощущения, чтобы вспоминать потом. В долгие холодные ночи.

Такой мужчина, как он, с такой женщиной, как она.

Прошлой ночью, в темноте, он посчитал ее хорошенькой. В свете дня подумал, что она мила. Теперь, распростертая перед ним, как пиршество для изголодавшихся воспаленных глаз, она выглядела длинноногой богиней с телом цвета слоновой кости, со своими рыжеватыми локонами, рассыпавшимися по ковру, и длинными янтарными ресницами, лежавшими на щеках с редкими веснушками.

Каково это: знать, что эта женщина любит тебя? Добровольно. Без платы. Без уговоров. Без требований закрыть глаза.

Он никогда этого не постигнет.

— Спокойной ночи, миссис Портер.

Калли так и обмерла от изумления, когда почувствовала, что мистер Портер уходит. Услышала, как закрывается дверь. Почувствовала, как ее окутывает звенящая в ушах тишина.

Далеко, к юго-востоку от Котсуолдса, в лондонском игорном доме сидел мужчина, лениво тасуя карты. Солнечные лучи просачивались в высокие сводчатые окна, превращая ковер из ночного бархата в дневную убогую тряпку и высвечивая роящиеся в воздухе частицы пыли.

На пороге появился новый гость, такой же высокий и представительный, как первый, но немного напряженный.

— Опять вы, — буркнул первый вместо приветствия.

Второй джентльмен выдвинул стул и сел, не спрашивая и не дожидаясь разрешения.

— Он женился.

Первый выгнул бровь, и серебристо-серые глаза вспыхнули.

— Женился? Понятия не имел, что он был помолвлен.

Вновь прибывший, чьи голубые глаза лучились теплом, откинулся на спинку стула и покачал головой.

— Никакой помолвки. Встретил ее. Скомпрометировал. Дрался на дуэли с ее братом. А потом менее чем через сутки женился.

— Импульсивный тип.

Второй джентльмен нервно провел рукой по не слишком аккуратно причесанным волосам и встревоженно нахмурился.

— Нет. Вовсе нет. Он держится в тени, ни с кем не водит дружбы и редко появляется на людях.

— И это будит в вас подозрения.

Второй джентльмен настороженно уставился на первого.

— Подозревать ее? Разумеется. Его? Ну…

Молчание немного затянулось.

— Вы клялись, что проблем с ним больше не будет.

Джентльмен с ледяными глазами ловким движением выложил идеальный веер из карт на алом сукне стола и встал:

— Мне не по душе подобные тревожные новости. Нужно больше узнать об этом странном происшествии. И этой таинственной невесте.

Второй джентльмен попытался протестовать, но вместо этого вздохнул.

— Конечно, это ваша обязанность.

Первый джентльмен собрался было выйти из комнаты. Но тут же обернулся и глянул через широкое плечо.

— Как благородно с вашей стороны подчеркивать очевидное.

Его собеседник покачал головой.

— Надменный аристократ, — пробормотал он себе под нос.

— А вы — трубочист, воображающий себя значительной персоной.

На этот раз первый не счел нужным обернуться.

— Идите домой, Саймон. Теперь это мой клуб. Мои люди. Мои карты. Моя игра.

— Далтон, эта девушка, вполне возможно, не является частью игры. Иногда девушка оказывается просто девушкой.

— Возможно. А, может, — нет.

— Что же вы собираетесь в таком случае делать?

Далтон на мгновение сжал губы.

— И это вы меня спрашиваете? Именно вы? Хотя прекрасно знаете, что мы существуем за рамками закона. Существуем затем, чтобы дражайшие граждане Британии могли не пачкать руки грязным делом национальной безопасности. Попробуйте утверждать, что, будучи на моем посту, обходились без заказных убийств!

Саймон опустил глаза.

Далтон вздохнул.

— Вряд ли я решусь обречь на смерть молодую женщину, Саймон. Но мы должны делать то, что не по плечу никому иному.

Саймон кивнул.

— Знаю. Сейчас я очень рад, что на этом месте вы, а не я.

— Спасибо, — обреченно вздохнул Далтон.

Саймон повернулся, обхватил спинку стула.

— Кстати, Далтон! Миледи просила передать вашей жене, что в любом случае возьмет еще одного котенка.

Далтон, чей торжественный уход был непоправимо испорчен, пожал плечами и кивнул:

— Я дам ей знать. Полагаю, сегодня вечером мы снова ужинаем вместе?

Саймон вяло взмахнул рукой.

— Я иду, куда приказано, причем с величайшей радостью.

— Х-м-м-м, — пробурчал Далтон, но не стал возражать. Недаром, как и Саймон, рабски обожал свою жену.

— До вечера.

— Попытайтесь до этого времени не прикончить ни одной маленькой девочки, — ехидно посоветовал Саймон.

На другом конце города в ветхом убогом доме, где жалкие следы элегантности напоминали о другом времени, стояли шум и грохот.

Аталанта Уортингтон, последняя и самая младшая из отпрысков Уортингтонов, залезла под мольберт, где стояла последняя картина матери «Шекспир с поросенком», пытаясь сделаться невидимой, пока в комнате бушевала ссора.