Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Купи мне это платье, а? — жалобно попросила Бэлла.
Ну вот. Как я и опасалась. Бэлла надавила мне на жалость, и я подумала, что если сейчас дам слабину — платьем дело не ограничится. Бэлла начнет клянчить деньги, везде меня подкарауливать и испортит оставшиеся дни отпуска.
Сарафанчик стоил смешных денег. Но дело было не в деньгах.
— Нет, — твердо сказала я.
— Купи платье, — понизив голос, сказала Бэлла. И закончила так тихо и низко, что ее чудесный голос больше напоминал рык: — Купи. Купи. Купи.
Я хотела было дать зарвавшейся девчонке резкую отповедь, глядя той прямо в глаза. Но, посмотрев в юное красивое лицо, задохнулась и машинально шагнула в сторону, задев стойку с одеждой.
Стойка опрокинулась, а я осталась стоять, хватая ртом воздух и надеясь, что устроенный мной шум заинтересует продавщицу.
Бэлла нависла надо мной и крепко удерживала мою ладонь своей неожиданно сильной рукой.
— Купи, — прорычала она мне в лицо.
Я хотела вырваться, но что-то словно пригвоздило меня на месте. Как загипнотизированная, я смотрела на Бэллу и видела, как ее светлые глаза становятся еще светлее, и светлее, и светлее…
А потом на месте глаз остались одни белки.
— А ну, сгинь отсюда! — рявкнула долговязая продавщица.
…Когда я вспоминала этот эпизод позже, то понимала, что агрессивная реплика была адресована Бэлле. Но в тот момент приказ «сгинуть» я приняла на свой счет. И даже обрадовалась — с меня будто сняли какое-то заклятие неподвижности, и я опрометью бросилась к выходу из магазина.
На адреналине я пробежала добрых полкилометра и остановилась только у ограды неприметного и, как мне показалось, нежилого дома. На участке беспорядочно росла трава, сам бревенчатый домик выглядел слегка покосившимся, и главное — по двору не бродили бесшумные дети.
Адреналин отпускал, и я ощутила слабость во всем теле. Только прислонившись к ограде, я поняла, что беззвучно рыдаю, крепко сцепив зубы. Из головы не шел образ Бэллы, в одну секунду обратившейся из красивой девушки в белоглазое нечто.
Я давилась собственными слезами и пыталась унять дрожь в ногах, когда рядом со мной прозвучал голос:
— Чего это с тобой? Совсем плохая девка…
На меня в упор смотрел какой-то старичок. Он вроде как осуждающе качал головой, но мне не было ни стыдно, ни страшно. Наоборот, я была практически счастлива встретить на пыльных улицах Агарта нормального человека. А дедок казался вполне нормальным.
Я даже не была уверена, что мужчина передо мной действительно старый. Может, ему было лет шестьдесят, но из-за сгорбленной фигуры и неопределенного цвета ватника, надетого на щуплое тело, мужчина выглядел эдаким типичным деревенским дедушкой.
— Принесите мне, пожалуйста, водички, — размазывая слезы по щекам, попросила я. Мне было стыдно, что я никак не могу перестать рыдать, как маленькая. Но и остановить усилием воли поток слез не выходило — видимо, это было что-то нервное.
— А тебе вроде есть что попить, — сказал дед, не слишком вежливо ткнув в мою сторону пальцем.
И только тогда я поняла, что держу в руках бутылку молока, прихваченную в магазине. Неоплаченную бутылку. Получалось, что я, в жизни не бравшая чужого, стала воришкой.
Отчего-то украденное молоко так меня расстроило, что я опустилась прямо на траву и с ненавистью уставилась на бутылку. Наверное, вид у меня был довольно жалкий, потому что неласковый старичок сжалился над такой непутевой дурехой.
— Пойдем в дом, — сказал он, — в себя придешь и ступай, куда шла.
Я шла за дедом, прокладывающим путь через заросли травы, и думала о том, как бы мне рассчитаться за это несчастное молоко. О том, чтобы вернуться в магазин, и речи не было.
На пороге дома, который оказался обитаемым, несмотря на всю свою неприглядность, меня осенило:
— А вы не могли бы передать деньги в магазин? Я случайно забыла рассчитаться.
Мрачный старичок махнул рукой в сторону единственной комнаты — мол, проходи, и сказал:
— Я в тот магазин не хожу. В дальний хожу, и все нормальные туда ходят…
— Что значит «нормальные»? — я села на краешек жесткого стула. — Есть еще ненормальные?
— Меня Василием зовут, — не к месту представился дед.
— Я — Лера, — машинально сообщила я.
Василий кивнул и включил чайник, стоявший в углу на подобии кухонной тумбы. Отвечать на мой вопрос про нормальных и ненормальных Василий не спешил.
Вместо этого он стал расспрашивать меня сам.
— Тебя как вообще сюда занесло? Чужие-то у нас редко появляются и правильно, кстати, делают.
Дедок глубоко вздохнул. Мне показалось, что он с удовольствием отчитал бы меня за легкомыслие, но мы были слишком мало знакомы для подобных вольностей.
— В магазин пришла. А вообще, я тут неподалеку на базе отдыхаю…
— И как отдыхается?
— Так себе, — призналась я. — Люди какие-то странные вокруг. И даже животные…
— Какие животные?
Разговор с Василием нравился мне все меньше, потому что он напоминал допрос. Причем в роли допрашиваемого была я.
Василий поставил передо мной чашку с зеленоватой жидкостью, от которой одуряюще пахло мятой.
— Чтоб побыстрее успокоиться, — пояснил дедок и, не дождавшись от меня ответа, повторил вопрос: — Так каких животных вы видели, Валерия?
Я настолько не ожидала такого церемонного обращения от простого сельского мужичка, что чуть не подавилась мятным чаем. И на «вы», и «Валерия», надо же!
— Собаку вроде, — сказала я, откусив кусочек суховатого печенья, предложенного хозяином к чаю.
— Что за собаку? Вот же, клещами из нее все вытягивать надо…
Я в задумчивости дожевала печенье и решилась. Скажу все как есть. Собственно, какая разница, что обо мне подумает агартовский дед? Пусть даже сочтет меня сумасшедшей, я все равно решила покинуть местные края в этот же день. Позвоню таксисту и уеду для начала в ближайший более-менее крупный город.
Приняв решение об отъезде, я рассказала Василию все. Про напугавшего меня белого огромного пса, и про Бэллу, и даже про молодую женщину с лицом старухи, которую я встретила на берегу Катуни.
Оказалось, что когда тебе все равно, что подумает твой собеседник, рассказ течет легко и складно. Да и Василий проявил себя хорошим слушателем — он ловил каждое мое слово и ни разу не перебил.
— Да и дети у вас — имею в виду, в Агарте — жутковатые, — закончила я, — такие тихие, я никогда раньше не видела, чтобы дети так себя вели. В общем, страшно мне здесь.
Василий кивнул, словно я сказала нечто само собой разумеющееся.
— А больше никого не