слышу приглушённый звук расстегиваемой молнии и обнаруживаю, что смотрю на маленькую ракетницу, которая теперь лежит у него на ладони.

Это красно — оранжевая штука с маленьким курносым носиком, её рукоятка и спусковой крючок окрашены в черный цвет. Выглядит почти забавно. Но это не игрушка. Это оружие. Типа того. И, хотя я знаю его предназначение, всё равно холодею.

Она используется для безопасности. Так почему же я не чувствую себя в безопасности?

Тревор сидит совершенно спокойно, но мои нервы на пределе. Он рассматривает пушку. Я рассматриваю его.

Наконец обретаю голос:

— Думаешь о том, как отсюда выбраться, да?

— Да. — Он отвечает кратко, грубовато. Моё «застрял» было шуткой, но, очевидно, он воспринял это иначе.

Неравноценность ситуации делает её ещё хуже. В моих руках шоколадный батончик. В его — огнестрельное оружие. Где — то мы свернули не туда, и мне не нравится, куда всё зашло.

Моё сердце громко стучит. Оглушительно в этой тишине.

— Что ты собираешься делать? Воспользоваться ей?

Он не поднимает взгляд. Вместо этого вертит ракетницу в руке, поигрывая рукояткой. Наконец, поднимает свои карие глаза, чтобы встретиться с моими.

— Нет… возможно… я… — он задумчиво щурится на оружие, и выражение его лица с каждым мгновением становится всё более растерянным. — Даже не знаю. Она не водостойкая. Старая… — Он переворачивает её. — Треснула… и промокла из-за разлома.

Эти леса чертовски густые. Мы можем устроить лесной пожар, если попытаемся подать сигнал о помощи. Или… она может дать осечку из-за повреждений… взорваться нам в лицо. — Он убирает ракетницу обратно в сумку.

— Это будет не первый раз в нашей поездке, — язвительно замечаю я.

Тревор медленно улыбается мне, немного улучшая настрой. Тяжесть последних минут начинает рассеиваться, и напряжение, которое я ощутила в груди в тот момент, когда он вытащил пушку, уже значительно ослабло.

И всё же…

Я не делала ни единого вдоха, пока пистолет не был надёжно спрятан.

— Использовать его было бы слишком рискованно. — Тревор наклоняется ближе. — Мы выберемся отсюда, Кэт. Мы скоро отсюда выберемся.

Медленно киваю, встречаясь с ним взглядом. Прилагаю максимальные усилия, чтобы казаться уверенной. Я бы сказала, что выставляю себя напоказ, но это была бы ложь. Это не я нуждаюсь в этой уверенности, а Тревор.

Он начинает волноваться… и я не виню его. С калекой в качестве компаньона и повреждённым плечом в придачу, его шансы оправдать эти слова уменьшаются с каждой секундой.

А я? Ну, «я» оставила «беспокойство» в Тампе… Вместе со своими чувствительностью, сомнениями и большей частью своего достоинства.

Звук застёгиваемой молнии возвращает меня в реальность, когда Тревор разворачивает синий спальный мешок на полу.

Внимательно наблюдаю за ним, все замечая. Сейчас он так сильно опирается на здоровую руку, что я чувствую укол вины. Его дыхание тяжёлое, глубокое; я практически чувствую его усталость.

Холод в воздухе становится ещё более пронизывающим, чем раньше. Тревор изо всех сил старается скрыть это… но тело не лжёт. По его мускулистым предплечьям бегают мурашки, заставляя светлые волоски встать дыбом.

Ни за что не позволю ему провести ещё одну холодную и неудобную ночь вне спальника. Ни единого шанса, что я опущусь до такой жестокости. Но не делать этого почти опасно.

Потому что моё тело — как и его — наверняка предаст меня.

И в тот момент, как Тревор скользнёт в спальный мешок возле меня, моё тело наверняка прильнёт к нему, реагируя таким образом, каким только Тревор может заставить. Мои инстинкты говорят мне не делать этого.

Они говорят делать много чего другого.

Но уже слишком поздно. Тревор снимает с себя лишнюю одежду. Готовится залезть в спальник вместе. Слова застывают на моих губах.

Игнорирую инстинкты. Как обычно.

Заползаю в открытый спальник в джинсах и всём остальном, прижимаясь всем телом к одной стороне, создавая побольше пространства.

Вскоре Тревор присоединяется, и мы снова прижимаемся друг к другу, наши тела выравнены — бедро к бедру, грудь к спине… пах к ягодицам.

Моя лодыжка всё ещё болит, и я, вероятно, заработала синяк на заднице от падения, но в тот момент, когда Тревор залезает в мешок, я забываю обо всём. Забываю о боли. Я забываюсь.

Прижатое ко мне, его тело подобно сгустку ощущений, воздействуя на мои чувства миллионом различных способов. Его тёплая грудь прижимается к моей спине. Холодный нос к моему виску. И прежде, чем я успеваю подумать об ощущении других частей его тела, я засыпаю, мечтая о фантастических местах: воображаю рай, которого никогда не видела.

Глава 7

В какую сторону дует ветер

КЭТ

Рассвет наступил грохотом симфонии. Я проснулась от звуков ожившего леса, ощутив запах зелёной травы, влагу ночного дождя. Какими бы яркими ни были мои сны, реальность ещё ярче.

Ноябрьская ночь сменилась весенним утром. Смотрю на листья и цветы через отверстие палатки, почти желая, чтобы всё оказалось наоборот. Как бы ни был прекрасен этот напоённый росой рассвет, я хотела бы увидеть его с другой стороны. С удовольствием стала бы свидетелем его осенней версии, а не весенней. Увидеть, как листья меняют свой цвет. Наблюдать за их увяданием. Иронично, что умирающий лес ещё прекраснее цветущего.

Открываю полог палатки ещё шире, позволяя солнечным лучам выжечь все сомнения прошлой ночи. В этом дневном свете нахожу ту решимость, которой не было всю ночь. И отбрасываю вчерашние дурные предчувствия.

Тревор просыпается сразу после меня, и я вижу, что ему ещё больнее, чем раньше. Его челюсти сжаты так же сильно, как мои кулаки, которые мне приходится сжимать ещё сильнее, чтобы не потянуться к нему. Взглядом он опускается ниже, к моим рукам, как будто моих отговорок было недостаточно. Тревор держит меня на расстоянии, качая головой, чтобы помешать мне подойти ближе.

— Не хочу, чтобы ты беспокоилась обо мне, Кэт. Со мной всё будет в порядке. Давай сосредоточимся на тебе. Как твоя лодыжка? — Он смотрит на меня с беспокойством, блуждая взглядом по моей больной ноге.

Я ничего не говорю… потому что у меня нет слов… я расстроена… зла… польщена. Он снова читает меня, интерпретирует язык моего тела и вытаскивает на поверхность. Никто, кроме моей сестры Елены не мог этого сделать, а она — моя кровь.

Вся эта история с Тревором… очень волнующая. Интимная. Это абсолютно — чёрт — возьми — как будоражит. Когда он вот так проникает в мой разум, замораживая его, делая меня вялой, расслабленной. Чувствую себя подавленной, усыплённой против воли.

Неуклюже