Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я прочищаю горло, не зная, что делать дальше. В итоге высыпаю в воздух кучу полуправды, смешивая ложь и факты в правдоподобную болтовню.
Внештатный редактор. Возможно вступление в стартап — компанию. Скоро будет интервью.
Она в это верит и с любопытством смотрит на меня:
— Итак, куда ты направляешься?
Я не колеблюсь:
— Как можно дальше от гребаной Тампы.
Она тихонько шмыгает своим очаровательным носиком и проводит по нему пальцем. Внимательно смотрит на меня, прежде чем спросить:
— От чего ты убегаешь?
Замираю, глядя на нее, и решаюсь блефовать.
— Тот факт, что ты спрашиваешь, заставляет меня думать, что ты тоже от чего — то бежишь.
Она застывает и опускает глаза. Крепче сжимает сумку. Думаю, я сделал правильный вывод. И теперь мне интересно. Она бежит. Но от чего?
Кэт снова смотрит на меня, медленно улыбаясь:
— Так ты преступник в бегах? Может быть, торговец наркотиками?
Я усмехаюсь:
— Хотелось бы. Это было бы намного проще. — Ничего не объясняю… и она не подталкивает к этому.
В течение следующих двух часов мы разговариваем… типа диалог… со словами и тому подобным. Я в шоке. Мы обнаруживаем, что нас связывает любовь к письменному слову… и путешествиям.
Помимо наших разговоров о «международной контрабанде наркотиков», я могу говорить правду. Рассказываю о своей сестре Дине в Чикаго. Упоминаю мать, которая живёт рядом с ней. Умалчиваю об отце и вскоре спрашиваю Кэт о её семье.
Я узнал, что она — средний ребенок из трёх сестёр. Её родители всё ещё вместе, в отличие от моих, и она из рабочей части Мемфиса, которую называет «Синим Воротом Аида». Посещала Вандербильт (я учился в Дартмуте), и теперь рассказывает о своей работе в «Джорни Лайф», популярном журнале о путешествиях под издательским гигантом «Фоксхоул». Услышав рассказ о её жизни, я судорожно сглатываю.
Стажировки, кофейные бега, эгоизм. Кэт прошла через всё это; её восхождение в журналиста на полной занятости не было простым. Её падение? Ещё круче, по её словам… но в подробности не вдаётся.
Наклоняюсь ниже, искренне любопытствуя:
— Ну и как тебе жизнь безработного?
Она открывает рот, чтобы что — то сказать, но замолкает, слегка наклонив голову. Я могу сказать, что она… обдумывает первый ответ, что пришёл к ней в голову. Колебание короткое, но должен сказать, что это убивает меня.
— Я действительно не знаю… — Её тон мелодичный, вопросительный, словно она только что поняла нечто важное. — Я думала, что это будет сокрушительно… но почему — то это не так. Больно, как и при любой потере, но… я не уверена, что уход с этой работы — потеря. Кажется, я воспринимала это как потерю, потому что вроде как должна была… а не потому, что чувствовала это на самом деле… понимаешь?..
Она задаёт вопрос, на самом деле не ожидая ответа. Я знаю, что он не ко мне… а к ней. Она обдумывает свои чувства и мысли, обрабатывает их. Я совершенно очарован.
Через некоторое время, когда она задает мне тот же вопрос, я готов:
— Перемотай на тридцать секунд назад и повтори те же слова. Именно так я себя чувствую.
Она понимающе улыбается, кивая головой в знак сочувствия. В этот момент я чувствую себя легче, спокойнее. И забываюсь.
— Мне легче рассказать это тебе, незнакомке, чем своему отцу, — невесело смеюсь я, почти забыв о своем окружении. Смех обрывается на полуслове. Я не хотел говорить о нём. Вообще.
Кэт, кажется, почувствовала перемену. Она хмурится:
— Неужели? Почему?
Я смотрю на неё, читая выражение лица. Её любопытство неназойливо, могу сказать, что это от беспокойства. И решаюсь ответить:
— Ну, мой отец всегда говорил, что если нет способа испортить что — то, то я создам это сам. Мы с ним по — разному смотрим на моё будущее. — Я стараюсь не обращать на это внимания.
Кэт моргает, глядя на меня:
— Твой отец — засранец.
Я замираю от неожиданности… прежде чем разразиться смехом, вызвав нервный смешок из Кэт. Вот она, та самая уже знакомая мне прямота.
— Прости за это, — краснея, говорит девушка. — Я всё время болтаю без умолку. Исправлюсь.
Отвечаю с весёлой широкой ухмылкой:
— Не беспокойся об этом. Я ожидал… чего — то такого.
Она опускает голову в ответ на мой подкол, пряча краснеющие щёки.
Наконец, мы возвращаемся на землю, и я настоятельно прошу её продолжать говорить о себе.
Обнаруживаю, что она по совместительству инструктор по йоге и знаток здорового питания (кроме слабости к шоколаду), и по какой — то причине я поражён. Подвываю от смеха, когда она мне это рассказывает. На глаза наворачиваются слёзы.
— Я думал, инструктор по йоге должен быть спокойным, мирным… приятным?
Она распахивает рот в преувеличенном негодовании и шлёпает меня по руке:
— Так и есть! Обычно… но, опять же, наши обстоятельства не особенно обычные. Это пробудило некоторые мои худшие стороны. — Она замолкает, рассеянно покусывая губу. — Я прошу прощения за моё неоправданное поведение. Серьёзно.
Кэт лезет в красный рюкзак и кидает мне Твикс.
— Ты, кстати, тоже не был приятным, — парирует она.
На долю секунды моя улыбка меркнет. Она права. Я был… терпимым, но совсем не милым. Этот путь через половину Теннеси (хорошо, я преувеличиваю) — это не то, чего я ждал от поездки сюда, да и встреча с Кэт при таких обстоятельствах довела меня до края…
— Да, насчёт этого… Послушай, я тоже сожалею о своем поведении, — усмехаюсь над ответом, который пришёл мне в голову, и подражаю словам Кэт. — Исправлюсь.
Ловлю её взгляд и смотрю ей в глаза. Это совсем не то, что было в автобусе. Больше не вызов. Это соревнование взглядов горячее, напряжённое… чувственное.
Понимаю, что чертовски сильно хочу Кэт.
Внезапно гремит гром, сотрясая палатку. Фонарик в углу зловеще мигает, заставляя меня отвести взгляд от девушки. В этот раз я проиграл состязание.
— Нам нужно подумать о сне, — говорю я, открывая сумку… отводя взгляд. — В любом случае нам нужно поберечь фонарик и закутаться. Температура падает, как ненормальная.
Кэт молчит и тянется к своей сумке. Краем глаза я замечаю, что она достаёт свой синий ежедневник, что — то записывает, а потом прячет обратно. Отворачиваюсь.
Вытаскиваю спальный мешок и расстилаю его на дне палатки, поближе к Кэт.
— Он твой… как всегда, — заявляю я. Она смотрит на меня снизу вверх и благодарно улыбается. Забирается в мешок, застёгивает до самой шеи и устраивается в