Девица оказалась настырной и упорной. Крупные формы ощутимо ей мешали, в каких-то моментах Вика была неповоротлива и даже неуклюжа, но я видела, как она старается, как хочет научиться и как выбивается из сил, пытаясь повторить за мной движения. Это упорство внушило мне уважение к ученице и заставило посмотреть на нее с другой стороны.

Вика была немногословна, даже замкнута, после тренировки испарялась моментально, словно ее и не было. Мне казалось, что она живет одна, и однажды во время пятиминутного перерыва я спросила об этом. Вика, вытянув ноги, сидела на паркете, прислонившись спиной к стене, и тяжело дышала. На мой вопрос прозвучало равнодушное:

– Да, одна.

– Совпадение, – улыбнулась я. – Меня тоже никто не ждет вечерами.

– Даже поклонника нет? – недоверчиво повернулась в мою сторону Вика.

– Нет, – подтвердила я почти весело.

Она помолчала, а потом предложила:

– А вы не хотите после работы в кафе зайти? Просто посидеть, поговорить о чем-нибудь?

Предложение меня слегка озадачило – зачем ей посиделки? Но, с другой-то стороны, почему бы и нет, меня ведь и в самом деле никто не ждет.

– Я заканчиваю в десять.

– Отлично, тогда съезжу по делам и вернусь за вами, хорошо? – Мне показалось или в ее голосе мелькнули радостные нотки?

Отработав последнюю тренировку, я зашла в душ и прислонилась спиной к холодному кафелю. Тело ныло, ноги гудели, как телеграфные столбы, перед глазами летели черные точки, а нужно наскоро ополоснуться, одеться и идти – на улице ждала Вика. Прохладная вода более-менее привела в чувство, я оделась и поправила макияж. Ничего, посижу часик, от меня не убудет, да и отвлекусь заодно от безрадостных мыслей.

Я полезла в сумку, чтобы найти там завалявшуюся карточку на метро, и наткнулась на скомканную салфетку. Привычка записывать что-то на обрывках, талонах, старых билетах, рекламках, что щедро раздают у входа в метро, не исчезла даже тогда, когда я приобрела привычку носить в сумке блокнот. Мне просто лень иной раз доставать его, а потому в ход шли «подручные средства». Вот так обнаружилось стихотворение, написанное небрежно и впопыхах в ресторане, где мы отмечали день рождения директора клуба.

Оттенки юности моей,

Пустого радостного жара,

Мне снятся лучшие из дней,

Мне – молодой. Мне – старой.

Оттенки ревности моей,

Ненужных слез, сомнений лишних,

Мне очень жаль, что все так вышло,

Ревнивой – мне. Ревнивой – ей.

Оттенки радости моей!

Пусть снова будет то, что было,

Ко мне мои вернутся силы,

И ты о прошлом не жалей.[1]

Судя по смыслу, адресовано Марго и касалось, разумеется, нашего общего прошлого. Повертев салфетку, я щелкнула зажигалкой, и язычок пламени лизнул белое тело бумаги, испещренной буквами, как затейливой татуировкой. Когда же я прекращу рифмовать? И когда прекращу страдать о том, о ком не стоит?

Вика ждала меня на парковке – курила, вытянув ноги с водительского места темно-синей «Ауди», и я удивленно уставилась на дорогую иномарку.

– Садитесь, Мэри, – пригласила хозяйка и, легко перегнувшись, открыла мне дверь.

– Хорошая машина.

– Да, хорошая. Только проблем с ней… – Вика повернула ключ в замке зажигания и выехала с парковки, направляясь в сторону центра. – Вы не будете против, если мы посидим в одном неплохом местечке? Там довольно шумно, но есть тихие уголки.

Мне было все равно, однако когда мы, припарковав машину в переулке, пошли в сторону моей станции метро, я вдруг поняла, какое именно место имела в виду Вика. В этом кафе мы не раз обедали с Марго, это она привела меня туда сразу в первые дни знакомства. Я даже помнила, что мы тогда заказывали – молодую картошку, какие-то совершенно фантастические паштеты и, кажется, отбивные. Надо же…

Мы спустились в подвал, Вика шепнула что-то подскочившему администратору, и нас моментально провели в самый дальний уголок, туда почти не долетали звуки музыки. Мы расположились за небольшим столиком, подошедшая официантка зажгла свечу в стаканчике из темного стекла, положила перед нами две большие карты меню. Я мельком пробежала его глазами, поняла, что ничего не хочу, а дома меня явно ждет ужин, приготовленный заботливыми руками Марго, и мне придется сделать вид, что я его ем, иначе она обидится, а потому решила заказать только сок и кофе.

– Вам нравится здесь? – обеспокоенно спросила Вика, сидевшая напротив и напряженно следившая за выражением моего лица.

– Очень, – но на самом деле меня вдруг опять посетило ощущение, что меня просто режут взглядом на части, а потому я начала осторожно осматриваться. Нет, ничего…

– Тут бывают живые концерты, правда, по пятницам, – продолжала Вика.

– Да, я знаю. Я живу рядом, иногда захожу с подругой.

– А я знаю, – вдруг огорошила она меня и покраснела.

Я удивленно подняла брови:

– То есть? Не помню, чтобы мы это обсуждали.

– Ну…

– Так, послушайте меня, Вика, – я потянулась через стол и накрыла ее руку своей. – Мне не нравится то, что я слышу. Я не говорила, что бываю здесь. Не говорила вообще ничего – мы мало разговариваем. Так откуда вам известно, что я живу рядом? Зачем вы следите за мной?

– Я не слежу. Просто случайно видела, как вы идете от метро, и поехала следом.

«Снова врешь, девочка, – подумала я. – Врешь – потому что я не хожу от метро переулками, как делает Марго, а прохожу чуть вперед и иду против движения по нашей улице, а она – односторонняя, вот так-то. И ехать за мной на машине ты ну никак не могла. Но зачем ты врешь, почему?»

Вика молчала, только смотрела на меня в упор серыми прозрачными глазами. Я не могла понять, что ей нужно, зачем это все? Вика аккуратно высвободила свою руку из-под моей и улыбнулась подошедшей официантке:

– Мы готовы заказывать.

Та кивнула, записала все и ушла, а моя ученица закурила, окутав себя облаком дыма. Я решила пока не обострять отношения, послушать, что еще скажет эта странная девушка. Внезапно она спросила:

– Скажите, Мэри, вам не страшно жить одной? – Все интереснее и интереснее. Я просто ответила:

– Я привыкла.

– А я вот никак не могу. Живу пять лет – и не могу привыкнуть. Боюсь, – призналась она, удивив меня. Такая с виду бой-баба – и боится?

А Вика продолжала свой мини-допрос, с каждой секундой заставлявший меня напрягаться все сильнее:

– Я давно хочу спросить, но никак не решаюсь… Почему вас зовут Мэри, я слышала краем уха, что это не настоящее имя?

Я пожала плечами, вытащила из пачки сигарету: