– Мэ-ри… – тихий глуховатый голос слегка привел меня в чувство, я оторвалась от плеча Алекса и начала неловко вытирать глаза тыльной стороной ладони.

Он перехватил мою руку, прижал к щеке:

– Ты позвонила…

– Да… прости…

– Молчи.

Мы смотрели друг другу в глаза, не отрываясь. Все понятно и без слов…

Разумеется, позже я буду жалеть о случившемся и проклинать обоих. Его – за то, что выпустил наружу весь свой шарм и брутальность, против которых невозможно устоять. Себя – за то, что опять поддалась, не смогла совладать с эмоциями. Но что я могу – я, слабая женщина, – против такого соперника?

Все это будет потом, но пока, сейчас…

В конце концов, я еще жива, имею право на радость.

Я так давно не просыпалась в постели с мужчиной, оказывается… Что темнить – ровно с тех пор, как Алекс был здесь в последний раз. Больше года – смотри-ка… Я ухитрилась убить в себе интерес к этой стороне жизни работой, изнуряющими тренировками и написанием нового романа.

Я приподнялась на локте и, подперев щеку кулаком, вглядывалась в лицо по-прежнему спавшего Алекса. А ведь он постарел, надо же… Морщинки разбежались от уголков глаз, резче стали складки около носа. Но, черт возьми, как же его красит даже это…

И я вдруг осознала еще одно. Меня потрясло собственное ощущение от этого всего… от этой ночи, от этой связи. Вроде как и не впервой – а всякий раз заново. Не знаю, как это ему удается.

Я сошла с ума… сошла с ума… сошла с ума… Неприлично, безумно, бесстыдно счастлива. Я чувствую себя голодной уличной кошкой, перед которой неожиданно плюхнули пять килограммов свежей телячьей печенки.

Я не могу осознать, что вот это все – он весь – мое, весь он, целиком, без остатка принадлежит мне. Пусть ненадолго – на одну ночь, на час…

Я прикасаюсь к нему и чувствую, как внутри что-то замирает. Не верю себе, своим глазам, рукам – не может быть, чтобы все оказалось так просто: вот он – и вот я, мы снова вместе – хотя бы так, на миг. Пусть. Я не жалею ни о чем. Мне даже не стыдно, что не устояла.

И все время хочу плакать – только не потому, что мне плохо, а как раз наоборот. Мне хорошо – хорошо, хо-ро-шо! Наверное, только с ним. Больше ни с кем.

Я легко провела пальцем по шраму на подбородке – он почти совсем перестал выделяться, разве что был чуть бледнее основного оттенка кожи. Досталось ему по жизни, пожалуй, даже мне далеко.

– Не спится, Мэ-ри? – по привычке произнося мое имя по слогам, пробормотал Алекс, вытягиваясь всем телом и сгребая меня в охапку так, что я не успела вырваться.

– Не спится…

Он перевернулся, подмяв меня, и его рука как-то совсем привычно легла на мое горло. Я закрыла глаза, вытянула шею, стараясь сделать все, чтобы ему было удобнее, и почувствовала, что улыбаюсь. Да, идиотски-счастливая улыбка совершенно непроизвольно появилась на моих губах, выражая полнейшее счастье. Кто не был с ним, не может знать, что это такое – быть в руках такого мужчины. И этот его жест – не что иное, как своеобразное выражение любви и власти. Кому же знать, как не мне…

– Мэ-ри… – его голос сделался совсем глухим и хриплым. – Скажи… почему мне всегда приходится брать тебя силой, словно крепость? Тебе нравится играть в недотрогу, да?

– Ты удивишься, но я такая и есть, – спокойно проговорила я, открыв глаза и глядя на него без тени улыбки.

– Я знаю, Мэри. Но мне не нравится, что ты такая со мной. Признайся честно – кричишь ночами, вскакиваешь, плачешь… – его голос звучал все тише, рука на моем горле чуть подрагивала, а расширившиеся вдруг зрачки почти совсем скрыли радужку, сделав глаза черными и непроницаемыми. – Ведь я прав, Мэри… Ты видишь во сне то, что могло бы произойти, если бы ты не упрямилась – так? Я знаю… – он наклонился ко мне и коснулся губами лба. Я почувствовала его дыхание, горячие губы на собственной коже, ставшей вмиг ледяной, как у покойника. Все тело свело странной судорогой, от которой не было больно – лишь сладко и восхитительно хорошо.

– Алекс… – прошептала я, чувствуя, что вот-вот потеряю сознание.

– Да, Мэ-ри… говори… говори же, ну…

– Я… я… – мне вдруг стало трудно дышать, как будто горло сжали тиски, хотя рука Алекса давно находилась на моей груди. Я дернулась, закатила глаза и услышала негромкое, но властное:

– Enough! Come back! Mary! Listen to me – come back![2]

Я плохо владею английским, способности отсутствовали напрочь, но это поняла и открыла глаза. Дыхание выровнялось, стало намного легче. Алекс провел рукой по моему лицу и чуть задержался на губах. Я смотрела ему в глаза, почему-то не в силах оторваться. В какой-то миг вдруг подумалось: захоти он сейчас убить меня – я встану и принесу ему нож из кухни. И еще попрошу – ну же, сделай это. Что творится, Господи… Я совсем потеряла голову…

– Как… как ты делаешь это, зачем? – выдохнула я, зажмурившись, и в ответ услышала его смех:

– Ты стала такой податливой, Мэ-ри… раньше я не мог с тобой так.

– Прошло время. Все меняется.

– Колючка Мэ-ри… помнишь? – Он оставил меня в покое, откатился на другой край кровати и щелкнул зажигалкой, прикуривая поочередно две сигареты.

Помню ли я? Как он может спрашивать…

Я помнила построчно всю нашу переписку в аське за все время, помнила каждую эсэмэску, каждый разговор. Помнила ли я!

Взяв из его пальцев сигарету, я затянулась, чувствуя, как почему-то закружилась голова.

– Мэри, давай уедем, – неожиданно горячо заговорил Алекс, приподнявшись на локте и глядя мне в лицо. – Давай бросим здесь все, уедем в любую страну, какую ты выберешь. Я перестану заниматься тем, чем сейчас, ты сможешь танцевать – или не танцевать, как сама захочешь. Будем просто жить и наслаждаться моментом.

– А как же твоя дочь?

– Что – дочь? Она будет жить с нами, вот увидишь – вы подружитесь.

– Хорошо. Допустим. А Марго? Мы возьмем ее с собой – или ты будешь по-прежнему отлучаться сюда?

Я не хотела этого говорить, вот ей-богу не хотела. Это не ревность – я никогда не ревновала Марго к Алексу или наоборот. Мне на самом деле казалось, что он никогда не оставит ее. А быть второй я не привыкла.

Алекс молчал. Но его молчание сказало все – он действительно не знает, как быть, потому что я застала его врасплох. Говоря мне какие-то слова, он всякий раз искренне верил в то, что говорил, потому что в тот момент именно так чувствовал. На самом деле чувствовал. Но мой вопрос о Марго вернул его к действительности, и она была такова – забыть Марго он не может, а потерять меня – не хочет. Как совместить все это, Алекс, увы, не знал, и это, судя по всему, его раздражало.