Было издано распоряжение о запрещении кёнигсбергским ремесленникам и лавочникам выезжать на рынки и ярмарки, расположенные за пределами городской черты. Для того чтобы кто-нибудь ненароком не нарушил это указание властей, окружающий город земляной вал с проездными воротами заняли солдаты полка под командованием генерал-лейтенанта графа фон Дёнхофа.

На улицах патрулировали вооруженные горожане, следящие за порядком и проверяющие всех подозрительных лиц. В течение нескольких дней в городе были уничтожены все голуби, собаки и кошки. Повсеместно считалось, что они могут явиться опасными переносчиками чумного яда. Были запрещены любые мероприятия, собирающие большие массы людей, приостановилась работа школ и судов, закрылись магазины, пивные, винные погребки и многие церкви. Смертельный страх повис над Кёнигсбергом, проник и поселился в домах горожан.

Чумной рынок перед Росгартенскими воротами

Профессор Конрадт, в обязанности которого входил надзор за больницами, приютами и домами, приспособленными для приема чумных больных, целыми днями разъезжал по городу, наблюдая за развитием инфекции, вместе с хирургами Биртом, Лапортом и Патцкером оперировал несчастных, большей частью обреченных на смерть людей.

Рано утром в один из первых сентябрьских дней профессор отправился в расположенный в районе Закхайма Лёбенихтский госпиталь, в одном из зданий которого был оборудован лазарет для чумных больных, чтобы оценить обстановку и, если нужно, принять необходимые меры. К этому времени число умерших в Кёнигсберге от чумной инфекции, считая со 2 августа, достигло семисот человек, и нужно было принимать самые срочные меры, чтобы все население города не оказалось жертвой эпидемии.

Профессор ехал по булыжной мостовой улицы Тухмахерштрассе[40], cпускаясь к Лёбенихту[41].

Вокруг ни души. Эти ранние утренние часы были отведены исключительно врачам, приносящим в дома чумных больных лекарства и продукты. Их фигуры в длинных серых мантиях с широкими рукавами маячили время от времени в подворотнях. Черные шляпы с громадными полями и зловещие маски «черного ворона» с длинным хищным клювом придавали им вид каких-то страшных фантастических существ. Один вид фигуры в темном одеянии с острым клювом и мешком за плечами мог посеять ужас в сердце даже самого выдержанного человека.

Свою работу врачи начинали в час ночи, после того, как покидали улицы носильщики трупов, которые объезжали дома, отмеченные особыми знаками. Извозчики же на трупных повозках, покрытых черной тканью с изображением хищного дракона, наводили ужас на жителей, напоминая о бренности всего земного. Не только встретить, но даже просто увидеть из окна своего дома проезжающую мимо «повозку смерти» было плохой приметой. Считалось, что увидевший это страшное зрелище сам неминуемо погибнет.

Когда профессор подъехал к невысокому дому на улице Закхаймер-хинтер-штрассе, он увидел стоящих перед высокими арочными воротами, увенчанными бронзовым изображением орла, гренадеров из Дёнховского полка в синих кафтанах с красными воротниками и клиновидных головных уборах с изображением прусского орла на белом фоне. Рядом с аркой стояло несколько крытых повозок, толпились люди в черных мантиях и широкополых шляпах.

Врач противочумного лазарета в маске черного ворона

Арка Лёбенихтского госпиталя

Профессор Конрадт предъявил охране предписание на осмотр лазарета, подписанное канцлером фон Крейтценом. Его пропустили внутрь госпитального двора. Солдат распахнул перед ним дверь, и доктор вступил в мрачный коридор, освещенный тусклым светом. Пламя свечей дрожало, отбрасывая блики на выложенные камнем стены. В углу в кучу были свалены какие-то плотно упакованные тюки.

– А, доктор, мы уже давно ждем вас! – раздался усталый голос. В проеме дверей стоял знакомый еще по учебе в Лейденском университете хирург Петер Водикк, которого профессор не видел уже несколько недель. Он знал, что сокурсник находится в самом пекле борьбы с эпидемией, проводит десятки операций, каждый день рискуя своей жизнью.

– Нам срочно требуется ваша помощь, доктор. Условия, в которых мы работаем, и обстановка, в которой содержатся эти бедолаги, невыносимы. Нужно срочно вмешаться в эти дела. Там, в замке, да и в Берлине, не спешат раскошелиться… А бедные люди перед последней чертой не получают даже самого необходимого. Сбывается пророчество Исаии: «Слухом услышите, и не уразумеете; и глазами смотреть будете, и не увидите».

Профессор Конрадт зашел вслед за хирургом в небольшую, слабо освещенную комнату. В нос ему сразу ударило спертым воздухом и смрадом. На полу, покрытом соломой, лежали люди. Многие из них были в беспамятстве. Кто-то метался в бреду, кто-то просил воды, слышались плачь, сдавленные рыдания, чей-то голос жалобно звал на помощь.

– Кровати мы сожгли еще две недели назад, так как они являлись дополнительным источником инфекции, а солому, которую нам выделил магистрат, я меняю раз в три дня, – пояснил хирург.

Среди больных сновали две женских фигуры в темных одеяниях. Они подносили к пересохшим ртам обреченных кружки с водой, прикладывали к покрытым испариной лбам влажные полотенца. Эти женщины, простые горожанки, так же как врачи и священники, жертвовали собой, чтобы принести последнее утешение умирающим. Среди обреченных было много детей, то молчаливо глядящих испуганными глазами на маячившие перед ними призраки, то плачущих и зовущих на помощь своих матерей. Страдающими людьми были битком набиты все комнаты этого ужасного дома. От криков, плача и смрада помещений у профессора закружилась голова. Хирург вовремя подставил ему свою руку, иначе бы придворный королевский лекарь доктор медицины Христоф Конрадт упал бы на усеянный человеческими телами и испражнениями пол.

Две мрачные фигуры в масках пронесли мимо укрытое простыней тело.

– За истекшую ночь у нас умерло около сорока человек. Но более семидесяти пришлось разместить на их место. Если правительство и магистрат не дадут денег и не снабдят нас лекарствами в достаточном количестве, у меня совсем не будет работы и через несколько дней этот лазарет превратится в огромный морг, – упавшим голосом произнес хирург Петер Водикк.