Ниночка, разморенная длительной прогулкой на солнце, плелась за мной, часто спотыкаясь, то и дело спрашивая, когда мы будем перекусывать.

Близилось время обеда. Но как только мы оказались между домами на затененной стороне улочки и на нас повеяло свежим ветерком, Нина как ни в чем не бывало вдруг запрыгала на одной ножке, призывая меня последовать ее примеру.

– Пап, давай поиграем в прятки! – попросила дочка.

Мне ничего не оставалось, как согласиться.

– Только прятаться будешь ты, – поставил я условие, рассчитывая хоть немного скрасить неинтересную для нее прогулку среди городских кварталов.

Откуда берется неуемная детская энергия? Только что дочка еле переставляла ноги и мне приходилось ее тянуть за руку, обещая экскурсию в зоопарк и аттракционы. А теперь ее желтенькое китайское платьице, как у цыпленка, и белая панамка показывались то из-за куста, растущего под окнами невзрачного дома, то из-за старого покосившегося забора с выломанными досками, то из дышащего сыростью и гнилью подъезда.

Ниночка. Калининград, 1984 год

– Папа, я тут! – слышалось то и дело. – Найди меня!

Так мы медленно продвигались среди домов по совершенно пустынной улице. Я делал вид, что ищу, а Ниночка с визгом и звонким смехом выскакивала в самом неожиданном месте.

Около двухэтажного кирпичного дома с готическими парными окнами Нина разыгралась не на шутку. Сначала она, рассчитывая, видимо, спрятаться от меня, забежала в открытую арочную дверь. Я не сделал и двух шагов, как она пулей выскочила оттуда. Вслед за нею из дома вышел пожилой мужчина в старом сером халате, наверное, грузчик или санитар, работающий в расположенном рядом больничном корпусе. Затем Нина попыталась спрятаться за выступ стены, но там оказалось много мусора и битых бутылок. Наконец она нашла место, где могла бы надежно укрыться от папиного взгляда. «Цыпленок» мелькнул сначала около остатков железной ограды, потом по ту сторону деревянного забора и пропал вовсе.

Я подождал пару минут, надеясь на то, что Нина не усидит в своем укрытии и выскочит ко мне с криком: «Не нашел! Не нашел!» Но она не появлялась.

Я обогнул забор, прошел несколько шагов вдоль кирпичной стены, испещренной следами от пуль и осколков, заглянул в один дверной проем, потом – в другой. Девочки нигде не было. Тревожно забилось сердце, я ощутил какое-то смутное беспокойство. «Куда же она делась? Зачем я ее отпустил далеко от себя?» Я уже ругал себя самыми последними словами. Картины одна страшнее другой проносились в моем разгоряченном сознании.

Вдруг я услышал где-то в глубине двора тихое всхлипывание. Первая моя реакция – радость. Наконец, ребенок нашелся. Что с ним, казалось неважным, главное – дочка жива! Я поспешил к глубокой нише в стене, из которой доносились сдавленные рыдания.

Нина сидела на груде кирпича и плакала. Вокруг лежали обломки кирпичей и старые, полуистлевшие доски. Выходившие во двор окна на первом этаже были неаккуратно забиты досками, а на втором – зияли темными проемами: рамы сломаны, стекла разбиты. Запустение и хаос. Таких мест много в этом старинном городе. Чуть в сторону от оживленной магистрали – и, пожалуйста, вот вам и полуразвалившиеся постройки, и кучи мусора, и горы искореженного железа.

Увидев меня, Нина заплакала еще горше, потирая разбитое колено. Пытаясь спрятаться, она, наверное, стала взбираться на кучу кирпичей и, оступившись, ударилась коленкой. Глядя на выступившие капельки крови, Нина сильно всхлипнула и попыталась встать на ноги. Я подхватил ее и стал успокаивать, стараясь, как это я делал раньше, рассмешить ее.

– Нина! Что ты натворила?! Смотри, ты развалила весь дом! Сколько мусора вокруг! – Наигранно бодрым голосом я старался отвлечь внимание дочери от кровоточащей ссадины. Отчасти это удалось, сквозь всхлипывания, послышался сдерживаемый смех. Мы стали медленно двигаться к свободному проходу между забором и железной оградой. Нина шла, крепко вцепившись в мою руку и заметно хромая на левую ногу.

Вдруг она резко остановилась, будто что-то вспомнив, потянула меня за руку, побуждая наклониться к ее лицу. Слезы на щеках еще не высохли, но всхлипывания уже прекратились.

– Папа, там – страшный дракон, – тихо, почти шепотом сказала дочка. При этом ее глаза округлились, убеждая меня в полной серьезности сказанного.

– Да что ты, Нина! Какой еще дракон?

– Там. Посмотри сам. – И она указала рукой на нишу в стене, из которой я только что вывел ее на свободное пространство.

Чтобы развеять страхи дочери, я попросил ее показать, где она видела «страшного дракона». Мы вернулись к злополучной нише, и Нина, тыча пальцем в сторону кирпичной стены, не без опаски прошептала:

– Вот он.

Я пригляделся и увидел в самом углу ниши на вмурованном в кирпичи сером камне изображение какого-то необычного существа. Мы подошли поближе. Нина, крепко сжав мою руку, спряталась за спину, явно побаиваясь странной картинки. Вблизи я четко увидел совершенно неожиданное: не то диковинную птицу, не то страшного дракона. Голова петуха, туловище жабы, хвост змеи, перепончатые крылья, птичьи ноги с острыми когтями – все это соединялось в одном существе, изображение которого было выгравировано на сером камне. Рядом со странной фигурой витиеватым вензелем была изображена готическая буква «Р».

Я был удивлен не меньше Нины. Здесь, среди городского мусора, во дворе старого кирпичного дома, в глубокой стрельчатой нише перед нами предстало странное существо. «Дракон» выглядел свирепым и агрессивным. Чудовище, да и только!

Изображение василиска на стене дома

В этот день мы рано легли спать. Через открытое окно в комнату проникала приятная свежесть. Густые кроны деревьев приглушали шум прибывающих электричек и эхо вокзальных объявлений. Ночью Ниночка несколько раз просыпалась, сбрасывала с себя одеяло и громко вскрикивала во сне. Среди ее сонного бормотания едва различались отдельные слова – «папочка», «дракон», «я боюсь». Один раз дочка отчетливо произнесла какое-то совершенно странное слово, что-то вроде «базилиск» или «василиск». Не знаю почему, но, услышав его, я вздрогнул, и легкий холодок прошел по моей спине. Чем-то непонятным, может быть, совершенно забытым, даже подсознательным повеяло от этого странного слова.

Наутро оказалось, что Нина из своего ночного бреда ничего не помнит. Я хотел ее спросить про непонятное слово, которое до этого вертелось у меня на языке, но понял, что сам забыл его. Все страхи вчерашнего происшествия улетучились, и ничто уже, кроме заживающей ссадины на коленке дочери, не напоминало нам о странном драконе в нише кирпичного дома неподалеку от Музея янтаря.