Они еще долго ходили по комнатам, затем зашли в ту, где хирург делал операции. Те же полумрак и зловоние, широкий деревянный стол в грязных подтеках, какие-то склянки в шкафу, иглы, ножи и щипцы в глиняных горшочках. На стене распятие, у входа на гвозде, вбитом в стену, черный плащ с той же остроносой маской. Поистине это помещение могло показаться преддверием ада…

Зловещие микстуры средневековой клиники

Когда профессор Конрадт вышел на улицу, ярко освещенную солнцем, но такую же безжизненную, как и час назад, ему показалось, что он вырвался из преисподней. Жадно вдыхая свежий воздух, профессор с минуту стоял у крыльца, затем сел в карету.

– В магистрат, – хриплым голосом сказал кучеру. Колеса повозки снова загромыхали по булыжной мостовой.

Доклад у канцлера занял немного времени, и профессор, выйдя из его кабинета, только сейчас подумал о том, что уже давно не был у себя дома. Это тут, совсем рядом – за мостом, в Форштадте[42]. Последние дни, занятый работой по инспектированию лазаретов, он почти не спал и проводил долгие часы в смрадных помещениях среди врачей и больных. Иногда ему удавалось заснуть прямо в экипаже или прикорнуть за столом в каком-нибудь приюте или лечебнице.

Профессор Конрадт вдруг ощутил острое беспокойство: как там его Лизхен и девочки. Уходя из дома три дня назад, он наказывал им не появляться на улице, плотно прикрыть окна и двери и никого не пускать в дом. Все заботы по хозяйству должна была взять на себя фрау Марта, уже около пяти лет работавшая у них служанкой. «Как мог я забыть в эти страшные дни о семье?» – с горечью подумал профессор, и нарастающая тревога иглой впилась в его сердце. Он уже не мог ни о чем думать, кроме как о своих близких, оставленных им на произвол судьбы. Страшные картины рисовало его воспаленное воображение. Неожиданно возникшая дрожь стала сотрясать тело профессора. Скорее, скорее! Профессор бросился к повозке. Его губы шептали слова Псалтыри: «Помоги нам, Боже, Спаситель наш… избави нас, и прости нам грехи наши… сохрани обреченных на смерть».

Трижды останавливаемый патрулями городской милиции, профессор Конрадт наконец добрался до своего дома с эркером, нависающим над узкой улицей. Четырехлетняя дочь Кити очень любила смотреть из него в маленькое круглое окошко, оттуда была видна водная гладь Прегеля, парусники, разгружающиеся у причала, лодки, снующие между ними, матросы, стягивающие тяжелыми канатами грузы на баржах.

Экипаж остановился рядом с крыльцом, и профессор, открыв дверцу, встал на брусчатую мостовую. Первое, что он сразу увидел, – черная повозка у входа и унылый кучер в длинном балахоне. Сердце профессора лихорадочно забилось. Еще не веря, не желая верить, он уже знал, что произошло. На розовой стене дома черной краской размашисто была написана большая буква «Р». Она показалась профессору Конрадту огромной, гигантской, затмевающей все вокруг. «Р» – это значит Рest, чума. Так помечали дома, куда пришла инфекция. «Р» – табу для всех живых и здоровых. Сюда могли заходить только врачи, священники и носильщики трупов, да и то каждый в свое время. «Р» – означало, что в доме профессора Конрадта поселилась страшная беда.

«Прибежище мое и защита моя, Бог мой, на которого я уповаю… Не приключится тебе зло, и язва не приблизится к жилищу твоему…» – шептал профессор слова Псалтыри. Рванул к двери, с силой дернул ручку на себя: она распахнулась, открывая взору коридор с висящими на стенах тяжелыми бронзовыми подсвечниками. Здесь царил уже знакомый профессору запах затхлости и смрада. Как будто профессор зашел в очередной чумной лазарет, переполненный умирающими.

Не успев сделать и двух шагов, он услышал, что кто-то спускается по лестнице. В конце коридора угадывались ее очертания с резными деревянными перилами и фигурками ангелочков. Винтовая лестница была старая и скрипучая. Шаги становились все отчетливее. Человек спускался все ниже и ниже. Его тяжелые шаги отдавались эхом в пустом коридоре. В сумерках не было видно лица человека. Вот он сошел с лестницы и стал приближаться к профессору. Ближе. Еще ближе. «Почему все-таки не видно его лица?» – подумал профессор. Он видел ноги человека в тяжелых башмаках, длинный серый плащ, доходящий до пят, широкополую шляпу. Но лица, лица не было видно.

И наконец, когда человек прошел большую половину коридора, свет упал на его лицо. Профессор вскрикнул от ужаса: страшная хищная птица с длинным, слегка загнутым клювом не мигая смотрела на него. «На аспида и василиска наступишь», – пронеслись в мозгу страшные слова девяностого псалма Псалтыри. Как будто перед профессором действительно стоял зловещий василиск – ужасное смертоносное существо, пришедшее из мрачного Средневековья. Считалось, что одного взгляда этого «короля змей» и воплощения дьявола достаточно для того, чтобы убить любого.

Четыре страшные буквы

Маска врача-эпидемиолога в Средние века

– К сожалению, коллега, я ничем помочь уже не мог. Они умерли еще ночью, – как из потустороннего мира прозвучали слова врача, одетого в страшный костюм Смерти.

Профессор расширенными от ужаса глазами смотрел на врача в обличье василиска. Он хотел что-то сказать, но не смог. Рот сжала судорога, послышался слабый хрип, похожий на стон. Опершись на стену, профессор Конрадт словно сквозь сон смотрел на то, как фигуры в черных балахонах попеременно вынесли из дома три завернутых в плотную ткань тела и погрузили их в повозку. Потрясенный, он не мог сделать и шага, продолжая стоять, прислонившись плечом к стене.

Врач Хюбнер (профессор Конрадт наконец узнал его по голосу) взял его под руку и тихо вывел на улицу. Повозка уже уехала, но стук колес о брусчатку мостовой еще некоторое время слышался вдалеке. Выйдя из оцепенения, профессор заметил, что рядом с его экипажем стояли две кареты городской милиции.