Джессика разозлилась на привязанные руки, на невозможность помочь мужу в этом непростом деле нахождения оптимальной позы.

Но вот Томас, ее Томас, все-таки попал в цель.

Джессика ободряюще взвизгнула.

Джессика принялась сокращать нужную мускулатуру, подчиняясь движениям сопящего мужа.

Расслабление.

Сокращение.

Расслабление.

Сокращение.

— О, Томас! То-о-мас!

Пожилой джентльмен постепенно втянулся в исполнение прямых супружеских обязанностей.

Но Джессика, раззадоренная медленным началом, так и не дождалась последующего ускорения.

— То-о-о-мас!

Муж не имитировал всепоглощающую страсть, а тем более не изображал сексуального гиганта с неумеренными претензиями.

Джессика на всякий случай постонала, словно поймав нежданный оргазм.

Томас, ее Томас, в неспешном ритме, следя за собственным пульсом и дыханием, все-таки умудрился закончить нудный и бесстрастный коитус.

Не стягивая презерватива, утомленный исполнением долга муж неспешно развязал партнерше руки.

— Ты в порядке, милая?

Джессике хотелось прокричать в эти потухшие глаза и поникшую образину всю правду, заявить, что так обращаются лишь с резиновыми бездушными куклами.

Но плохо удовлетворенная супруга ответила кратко:

— В полном.

— Тогда спокойной ночи.

И Томас, ее Томас, удалился к себе.

В проеме двери мелькнула его белая ночная рубашка до пят, мелькнула, как саван привидения.

Башенные часы пробили один раз — иронично и насмешливо, как бы отсчитав число совершенных актов.

Так первая брачная ночь скукожилась до часа.

И Джессика вновь для продолжения кайфа обратилась к воображению, чтобы вызвать из небытия призрак непокорного юноши Ральфа, побрезговавшего старухой баронессой.

Но вместо субтильного призрака вдруг явился не кто иной, как Ральф, кладбищенский смотритель.

И они снова любили друг друга прямо на холодной и печальной плите. Под неистовое пение кладбищенских птиц…

Джессика вскрикнула от полученного удовольствия.

Джессика угомонилась и расслабилась.

Теперь у нее была альтернатива.

Если супруг завтра ровно в полночь не придет, то его успешно заменит воображаемый могильный ковбой.

И она, усмехнувшись, подумала, что кладбищенский Ральф, наверное, все-таки лучше Ральфа-призрака…

А потом началась обыкновенная супружеская жизнь.

Встречались за прекрасно сбалансированным завтраком, сбалансированным по калориям, витаминам, жирам, углеводам и белкам.

Встречались за обедом — не менее сбалансированным.

Встречались за ужином.

Почему-то все блюда, приготовленные супругом, теряли во вкусе и своеобразии.

Но пожилой джентльмен по-прежнему держал инициативу в своих руках.

И на кухне.

И в спальне.

Томас, ее Томас, нисколечко не изменившийся ни после первой брачной ночи, ни после второй, ни после третьей, приглашал выспавшуюся супругу к столу звоном серебряного колокольчика.

Поедая нашинкованную витаминность, Джессика старалась не вспоминать прошедшую ночь.

Полночные куранты башенных часов, навевающие грусть.

Явление исполнительного супруга, без опоздания.

Осточертевшую ночную рубашку стареющего мужа и надетый еще за дверью презерватив.

С каждым новым половым актом, ничем не отличающимся от предыдущего, — ни ритмом, ни скоростью, ни продолжительностью; с каждой последующей фрикцией Джессике почему-то казалось, что бедный Томас, ее Томас, неотвратимо стареет, стареет и стареет.

В его всегда уверенных и спокойных глазах, мутновато отражающих свет настенного хрустального бра, мелькало что-то, похожее на отчаяние.

Пожилой джентльмен то ли боялся несвоевременной смерти на теле молодой особы, то ли опасался, что никогда не закончит это монотонное и безрадостное действо.

На обед, тоже собственноручно приготовленный по всем правилам здорового, полноценного, научного питания, Томас, ее Томас, тоже звал серебряным колокольчиком.

Между обедом и ужином Джессика, предоставленная сама себе, успевала наиграться в кухне с предметами своей давней мечты.

Включала.

Смотрела.

Слушала.

Оценивала.

Выключала.

И так по многу раз на дню.

Но самым удивительным было то, что, имея полный набор встроенной техники:

Навороченную микроволновку…

Плазменный телевизор диагональю в 50 дюймов…

Стиральную машину с долгосрочной памятью…

Посудомоечное чудо…

Магический агрегат, превращающий ароматные зерна сорта арабика в пенистое капучино, а крупнолистовой цейлонский чай — в крепкий нектар…

Самым удивительным было то, что Джессика тосковала по регулярному посещению бытового отдела супермаркета и привычному листанию глянцевого каталога.

Но вместо шатания по магазину и просматривания страниц с фотографиями новых моделей хозяйку замка ожидал ужин.

А потом — по строгому расписанию…

Полночные куранты башенных часов, навевающие грусть.

Явление исполнительного супруга, без опоздания.

Осточертевшая ночная рубашка стареющего мужа и надетый еще за дверью презерватив.

И половой акт, больше напоминающий банальное и давно наскучившее занятие…

Правда, однажды супруг, исполнив тяжкий долг, изобразил начинающего фетишиста и унес к себе голубые трусики с алыми розочками…

Тогда Джессика едва удержалась, чтобы не спросить Томаса, ее Томаса, о том, что неужели ее трусики пополнили коллекцию, в которой уже находились предметы от бывших жен?

Лыжная шапочка, извлеченная из-под лавины.

Купальник, изодранный акулами.

Перчатка, недожеванная крокодилом.

Да, молодой особе часто приходилось контролировать свой неугомонный язычок.

Чтобы не разразиться неуместным смешком и не выпалить что-нибудь излишне задорное и обидное, жена с раздвинутыми ногами и руками, привязанными к медным кольцам, представляла себе, как из настенного зеркала выглядывает призрак утонувшего Ральфа.

Ему причиталась древняя старуха, цепляющаяся за каждый лишний год никчемной жизни.