— Садитесь, — бросает учитель и поворачивается к зеркалу.

Да что такое!

— Мастер Хэвишем, отправьте меня в карцер, пожалуйста! — вежливо прошу я, а он оборачивается и изумленно смотрит на меня. Как и весь класс. Девицы рядом с Ромионом начинают шушукаться. Я слышу: «Совсем спятила…» — ноне придаю этому значения.

— Зачем?

— Какая разница зачем, просто отправьте! Вам же это нравится, — улыбаюсь. — И не нравлюсь я. Ну хотите, я назову вас занудным неудачником, который любит издеваться над студентами…

Через десять минут дверь карцера за мной закрывается. На два часа.

— Привет еще раз! — улыбаюсь я Дамиану, который бросает на меня усталый взгляд и отворачивается. — Держи.

Дамиан пытается сосредоточиться на серебряной фляжке.

— Ч-что… это?

— Концентрированный овощной сок! — радостно сообщаю я. — Лично следила, как на кухне готовили. Я же правильно понимаю, тебе от него должно стать легче?

Дамиан странно на меня смотрит.

— Слушай, я в курсе, что ты меня не любишь, и так и не понимаю почему. Но глупо отказываться от бокала овощного сока, если он тебе нужен. На!

Фляжка выпадает из рук Дамиана, он пытается ее поднять, промахивается…

— Почему карцер, а не лазарет? Здесь что, нет лазарета? Тебе же нужно в лазарет, — бормочу я, поднимая и открывая фляжку, а потом и держа дрожащие руки Дамиана так, чтобы он мог пить.

Проходит две минуты. С любознательностью естествоиспытателя я смотрю на Дамиана. Его взгляд наконец фокусируется на мне.

— Тебе лучше?

Он медленно кивает.

— Круто, — я оставляю ему фляжку, отхожу в другой угол и устраиваюсь на соломе (кстати, свежей) с учебником истории в руках. Завтра мастер Хэвишем меня на незнании материала не поймает…

— Зачем вы это сделали? — вдруг нарушает тишину Дамиан.

Я вздыхаю. «Вы»… Учебник не отпускаю — с него на меня глядит озверевшая морда Квентра Обалдевшего (классные клички гоблины своим императорам дают, да?). Что-то мне подсказывает, что лицо у меня сейчас похоже на этого Квентра. Тоже обалдевшее (ух ты, меня удостоили вопросом!) и злое (но выкают).

— Что сделала?

— Зачем эта забота? — уточняет Дамиан. — Вам списать что-то нужно? Или чтобы я что-то из уроков объяснил? Тогда просто скажите что.

Однако портрет Квентра уже не передает всех моих эмоций.

Я убираю учебник и поворачиваюсь к Дамиану. Он ждет.

— Я не понимаю…

Дамиан напряженно смотрит на меня.

— Что? Историю? Если вы о правителе гоблинов…

— Я не понимаю, почему самый красивый парень класса сидит на отшибе, как проклятый. — Ой, кажется, я только что призналась, что считаю его самым красивым! М-да… — Я не понимаю, почему в ответ на дружеское предложение выпить овощного сока, он начинает нести какую-то чушь. Я не понимаю, почему все вокруг от него шарахаются, и он большую часть времени проводит в карцере… В смысле, тут, конечно, уютно и никто читать не мешает… Но платить за это синяками и разбитым носом? И да, я не понимаю, почему принц-«я-у-мамы-правильный-мальчик» вызывает для него демона, хотя это совершенно точно запрещено правилами, а Ромион не из тех, кто будет их нарушать. Как мне кажется. В общем, вот, я не понимаю — я смотрю на Дамиана. Теперь он тоже напоминает Обалдевшего Квентра. — Объясняй. И кстати, почему мы на «вы»?

Дамиан в упор смотрит на меня. И усталым, преисполненным вселенской скорби голосом вдруг говорит:

— Потому что я бастард, — и замолкает, как будто это должно все объяснить.

Я непонимающе смотрю в ответ.

— И?

Дамиан хмурится, и я спешу добавить (потому что он, кажется, меня сейчас в идиотки запишет, если еще не успел):

— В смысле бастард — это побочный ребенок? Или это название какой-то заразной болезни, о которой я ничего не знаю?

Дамиан моргает и вдруг начинает хохотать. Да так заразительно, что мгновение спустя я присоединяюсь к нему, а еще через минуту дверь открывается и внутрь заглядывает изумленный фей. Я машу на него рукой, и он исчезает.

— Я не понимаю, — говорит, успокоившись, Дамиан. — Вам правда все равно? Я думал, вам со мной и в карцере будет невозможно сидеть.

— С тобой отлично сидеть в карцере, — усмехаюсь я. — Ты тихий. И давай на «ты»?

Дамиан грустно улыбается.

— Вы же принцесса.

— И прошу звать меня на «ты». Это странно — мы ровесники и выкаем. Между прочим, мы ведь даже нормально не познакомились, — я сажусь прямо и протягиваю ему руку. — Виола.

— Виола?

— Для друзей, — подмигиваю я. — Можно сократить до Ви.

— Друзей?

— Ты не хочешь со мной дружить? — Я все еще настойчиво протягиваю ему руку.

— Это ты не захочешь со мной дружить, принцесса, — качает головой Дамиан.

— Ну, тебе, конечно, виднее, — я убираю руку. — Может, расскажешь, почему тебя весь класс сторонится? Просто чтобы мне знать, к чему быть готовой.

— Потому что я бастард!

— Это я уже поняла, но ты мне скажи… И что? — выдыхаю я. — Только из-за этого?! — Дамиан кивает, и у меня вырывается: — Господи, я учусь со снобами и идиотами!

— Вот-вот, и я так думаю, — выпаливает Дамиан и, открыв рот, смотрит на меня.

Мы смеемся. Снова вместе.

— Ладно, — говорю я потом. — Расскажи тогда, что у тебя с Ромионом. Я поняла, он тоже сноб, но думаю, этого недостаточно для нарушения правил.

Дамиан садится ко мне поближе. А потом и я — тоже к нему поближе. И как-то так получается, что мы лежим рядышком на соломе, глядя на солнце в решетчатом люке над головой. Идиллия!

— Он мой брат, — отвечает Дамиан.

— В смысле? Он же принц.

— У нас общий отец, — объясняет Дамиан. — Покойный король Сиерны. А матери разные. Мать Ромиона была королевой. А моя, — он усмехается, — пастушкой. Но отец любил ее больше, чем жену, и держал во дворце. Она была его официальной любовницей. Нас с принцем даже растили вместе. Знаешь, одинаковые учителя, комнаты рядом, одинаковое оружие… Потом мать Ромиона смертельно заболела, и король попытался жениться на моей. Ее убили… — Он выдерживает паузу. — Все говорят, что это была естественная смерть, но они лгут. Я знаю, что ее убили, потому что она была неблагородной… Отец потом женился снова, на юной королеве. И вскоре после этого умер тоже. Королева стала правительницей… Поэтому, — Дамиан усмехается, — забавно было, когда ты предложила Роми объявить королеве, что он отказывается от невесты. Послушал бы я, что ее величество сказала бы на этот счет.

— А что бы она сказала?