— Нам всего‑то и нужно проводить брифинги за обедом и ужином…

— Брифинги? — По губам Доминика скользнула невольная усмешка.

— Манера общения Салли заразна, — пояснила Джинни. — Нужно рассказывать друг другу, как прошел день, что понравилось, что вызвало раздражение. Так мы обезопасим себя от лишних ошибок и наедине, и перед прессой.

— Похоже, ты все продумала.

— Это еще не все. Я полагаю, нам надо рассказать друг другу, какие книги мы любим читать, что делать в свободное время, где отдыхать. Обменяться мнениями о работе. Тебе лучше не противиться, когда я поправляю твои запонки и галстук в присутствии посторонних. Наконец, мы должны продумать список детских имен и оформление комнаты малыша.

— Последнее кажется мне небезопасным.

Джинни понадобилась вся ее сила и смелость, чтобы выдержать его взгляд.

— Я большая девочка. Могу за себя постоять. Веришь или нет, мне даже нравится знать, как и когда все закончится.

— Мне трудно в это поверить.

— Мой отец постоянно давал обещания и никогда их не исполнял. Когда ему требовалось манипулировать мной, он становился неотразимо очаровательным. С тех пор я не просто не доверяю мужчинам, которые милы и добры со мной, я боюсь их. Как ты думаешь, сколько у меня шансов построить нормальные отношения, создать семью?

Доминик неожиданно рассмеялся.

— Хочешь сказать, что веришь в наши отношения, потому что не считаешь меня ни добрым, ни милым?

— Я говорю, что это мой единственный шанс. Знаешь, что я никогда не фантазировала о свадьбе и детях, как другие девочки? Я так боялась повторить судьбу мамы, что не позволяла себе даже играть в семью. Все мои отношения с мужчинами были поверхностными, а ребенок, которого я сейчас жду, скорее всего, останется моим единственным. Пусть наша свадьба фиктивная, но другой у меня не будет. Если ты не возражаешь, я предпочла бы два года счастья, подкрепленного знанием, что мне не обязательно доверять тебе больше, чем я могу, и что ты не можешь ничем меня задеть, поскольку все обнулится после дедлайна.

— Ты правда не доверяешь мне?

— Я никогда не смогу довериться мужчине. Так ты согласен с моим предложением?

Доминик обвел задумчивым взглядом стол, близких им с Джинни людей, поглощенных разговорами, веселых, довольных вкусной едой и приятной компанией. Потом повернулся, снова посмотрел в глаза невесте и сказал «нет».

Самым старым камням собора, в котором Доминик женился на Джинни, исполнилось как минимум тысяча лет. Величественное здание дополняли, ремонтировали и обновляли шесть раз, а однажды практически возвели заново после пожара. Скамьи молящихся были вырезаны из палестинского кедра, витражи делал известный итальянский художник. Две статуи, по слухам, изваял Микеланджело, хотя подтвердить эту теорию не удалось. Впрочем, даже без подтверждения коллекция религиозного искусства, собранная в храме, считалась бесценной.

Но когда Джинни под руку с мамой перешагнула порог, Доминик перестал видеть и великолепные детали интерьера, и лица знаменитых людей, заполнивших собор по случаю церемонии бракосочетания.

Его невеста выглядела ошеломительно.

Джинни не стала закалывать волосы, аккуратно уложенные длинные светлые пряди струились по плечам под прозрачной фатой. Для кружевного лифа платья она выбрала классический силуэт с высоким воротником и длинным рукавом. Воздушную, пышную юбку в пол украшали крохотные сверкающие цветы, которые то прятались в складках материи, то выглядывали из них с каждым ее шагом.

Невеста и ее мать приблизились к алтарю. Джинни протянула руку Доминику, который смотрел на нее так, словно видел впервые в жизни. В какой‑то мере так и было. Он знал веселую, искреннюю, добрую девушку, предпочитавшую футболки и джинсы вечерним платьям. Сейчас перед ним стояла принцесса‑невеста из сказок.

Взгляд небесно‑голубых глаз заставил Доминика почувствовать, что эта церемония — не пустая формальность, а нечто важное и значительное для них обоих. Соединив руки, они стояли перед священником, который строгим, размеренным тоном произносил слова обряда бракосочетания. Доминик мысленно напоминал себе, что они с Джинни по‑прежнему играют спектакль, но он был тронут красотой службы и, повторяя за священником клятву любви и верности, подразумевал все, в чем клялся. Пусть даже не навсегда, а на то ограниченное время, что ему суждено провести вместе с молодой женой.

Когда священник попросил новобрачных скрепить союз поцелуем, сердце принца почти остановилось от чувства вины перед женщиной, которая смотрела на него открытым, чистым взглядом. Он устыдился, что позволил себе думать о Джинни как о кукле в белом платье, которая помогала ему узаконить следующего наследника престола. Она не была виновата в том, что произошло, а теперь принадлежала мужчине, готовому принести ее в жертву своим амбициям.

— Ты не хочешь меня целовать? — спросила Джинни шепотом.

Принц сообразил, что стоит столбом, глядя на невесту с восхищением и растерянностью. Она была не просто невольной соучастницей фарса, в который он ее втянул. Она страдала раньше, лишилась способности доверять людям. Доминик знал: если их отношения станут реальными, Джин‑ни воспримет расставание тяжело, как бы она ни старалась убедить его в обратном. Похоже, отвратительное принцу сравнение с ее отцом имело под собой серьезное основание. Доминик тоже был эгоистом и включал шарм, если это отвечало его интересам.

Он склонил голову. Как только их губы встретились, Джинни закрыла глаза, капитулируя без всяких условий. От ее тотальной, обезоруживающей честности камень, в который Доминик пытался превратить сердце, пошел трещинами. Сентиментальная, мягкая часть души стыдила его за излишнюю сухость и строгость по отношению к Джинни.

Новобрачные оторвались друг от друга, и Джин‑ни улыбнулась мужу. Он сказал себе, что она лишь играет роль, эта улыбка и сияющее лицо ничего не значат. Если Джинни достаточно умна, чтобы понимать свои проблемы с доверием, она должна была научиться убедительно притворяться. Точно так же она научится понимать, что он действует в интересах своего ребенка.

После церемонии им пришлось выдержать часовую фотосессию перед собором. Хотя мероприятие вышло слишком затянутым и утомительным, с губ Джинни не сходила счастливая улыбка. Любой, кто смотрел на нее, не сомневался, что брак заключен по любви. Даже Доминик начинал в это верить, хотя точно знал: Джинни не настолько гениальная актриса, чтобы обмануть его. Ее недавнее предложение сделать их семью и отношения реальными, пусть даже ненадолго, не шло у принца из головы.

Наедине новобрачные остались лишь в лимузине по дороге во дворец, отделенные от шофера темным звуконепроницаемым стеклом.

— Ты выглядишь сказочно, — сказал Доминик, стараясь найти какую‑то тему для разговора, кроме сделки, которую Джинни пыталась с ним заключить.