– Конечно.

– Конь герцога ведь понес не просто так, верно? Я видела: это умный зверь, послушный, на нем нет никаких следов, а по словам хозяина Браст понимает его без слов. Отчего же он вдруг взбесился?

– Я посмотрю, – задумчиво ответила Фея Ночи. – Раз уж загляну к герцогу по твоей просьбе, заодно проведаю и его коня. Самой любопытно, что там такое приключилось… Ну, мне пора, луна уже высоко!

Я кивнула и посмотрела на звезды. Поздней осенью они становятся холодными и колючими, но пока – пока можно было дотянуться до них рукой.

Поежившись, я вошла в дом, помедлила, а потом поднялась к тетушке.

– А? Что? Кто? С Агатой что-нибудь? – вскинулась она, когда я дотронулась до ее руки. – В чем дело, Маргрит?!

– Простите, я думала, вы еще не спите, – сказала я. – Просто хотела спросить… Но нет, это подождет до утра.

– Говори уж, все равно разбудила!

– Правда ли, что папа очень мучился перед смертью? – спросила я. – Я помню только, что он все время спал, не добудишься, но он никогда не говорил, что чувствует…

Тетушка села на кровати. Зажечь лампу она не попросила, и хорошо – мне самой легче было разговаривать в темноте.

– Он сказал, что хочет поскорее умереть, – негромко выговорила она. – Вот поэтому я прятала лекарство и сама выдавала его по часам. Гастон сумел бы подняться и выпить все разом. Или уговорил бы тебя подать ему флакон – что ты понимала в пятнадцать-то лет?

– Вот как…

– Ты решила поговорить об этом только сейчас, когда до совершеннолетия тебе остался год с небольшим? – прямо спросила тетушка. – Тебе уже скоро двадцать один.

– А что, если так?

– Ничего. Я не буду лгать: мне хотелось обеспечить Агате будущее. Я экономила на всем, чтобы нанять ей учителей, чтобы она смогла выйти замуж за достойного человека. Ты вряд ли захочешь и впредь видеть нас в своем доме!

– Я вам не родная племянница, так что не нужно оправдываться. Агата вам дороже чужой дочери, и это понятно, – сказала я. – Теперь мне все ясно. Не беспокойтесь, на улицу я вас не выставлю. Впрочем, у вас же есть домик?

– Да… – Тетушка сгорбилась, обхватив себя руками, оборки на ее ночном чепце поникли. – Жильцы платят мало, но на приданое Агате удалось скопить… У тебя есть этот дом, и еще… еще деньги. Я их не трогала, Маргрит, даже не думала: вдруг что случится? Получишь их по завещанию Гастона…

У меня имелись еще и драгоценности, но об этом я говорить не собиралась. Я вполне понимала тетушку: она заботилась об Агате, как отец заботился обо мне. Я-то, со своим домом и деньгами, выхожу не то чтобы завидной невестой, но всяко не хуже прочих – насчет «бесприданницы» я преувеличила.

– Вы могли бы сказать об этом сразу, – произнесла я, присев к ней на кровать. – Знаете, я ведь думала, что это вы убили папу…

– Что?..

Тетушка схватилась за грудь.

– Ты… Маргрит, ты…

– Теперь я знаю, что это не так, – сказала я. – А что до прочего… Это вы велели Агате помогать мне по дому?

– Нет, она сама так решила… – Лицо тетушки в темноте было белее мела, и я подумала: не сделалось бы ей плохо с сердцем. Нет, обошлось. – И… ей нужно научиться вести дом, Маргрит.

– Лучше бы она училась этому со мною вместе, проку было бы больше. Впрочем, тогда у нее не осталось бы времени на танцы, вышивание и уроки этикета.

– Да, – сказала тетушка. – Именно так. Ты выросла жестокой, Маргрит. И виновата в этом я.

Сейчас, в темноте, она выглядела старой. И еще – темнота будто бы заставляла ее говорить о том, о чем тетушка не хотела даже упоминать.

«Фея Ночи? – подумала я. – Не иначе ее рук дело…»

– Завтра я закажу себе новое платье, – сказала я. – Недорогое, просто новое, не траурное. Вы не возражаете?

– Нет, Маргрит, – сказала тетушка и вдруг взяла меня за руку. – Я хочу попросить тебя кое о чем.

– Да?

– Если со мной что-то случится, позаботься об Агате…

– Тетя… – я встревоженно наклонилась к ней. – Вы же не просто так позволили ей заниматься хозяйством и ходить со мною за покупками! Что случилось?

Она молча покачала головой.

– Ничего… – Тетушка погладила меня по щеке. – Лекарь сказал, сердце мое уже никуда не годится, и в любую минуту… Раньше бы мне к нему обратиться, тогда вышел бы толк, а теперь уж смысла нет. Предупреждал он ведь меня поберечься да есть поменьше, но я прослушала… Я так хотела выдать Агату замуж, знать, что она не пропадет, но, боюсь, не успею увидеть ее в подвенечном платье, а уж о внуках нечего и думать…

– Она не хочет выходить за господина Нейси, – сказала я.

– Дурочка, понимала бы что. Была бы с ним как за каменной стеной!

– Тетя, – я устроилась поудобнее, – Агата влюблена в принца.

– Но шансов у нее нет. Он только раз танцевал с нею, и, похоже, просто чтобы не шептались, мол, весь вечер он с одной дамой! Вот и выбрал случайно.

– Ну отчего же… – протянула я и улыбнулась. – Не беспокойтесь, тетя. Я не дам Агате пропасть.

– Прости меня, – попросила тетя Эмилия. – Я…

– Я уже простила, тетя, – ответила я. – Когда поняла, что вы не убивали отца, а старались облегчить его муки. А прочее… чепуха. Жаль только, вы не объяснили мне этого сразу. Тогда нам жилось бы куда легче… Хотя я не поверила бы вам тогда.

– Задним умом все крепки, – тяжело вздохнула она. – Маргрит… Меня хоть прокляни, только не бросай Агату! Домик я переписала на нее, давно уже… Но она ничего не понимает, ее любой обведет вокруг пальца!..

– Дочь ваша, – сказала я, – намного умнее, чем вам кажется, тетя.

– Твоими бы устами… – она замолчала.

– Пойду спать, – сказала я. – Завтра нам с Агатой рано вставать.

Молчание было мне ответом. Молчание и тихие всхлипы.

Я не винила тетушку. Она делала то, что должна была, ради дочери. Теперь настала моя очередь.

– Я и не думала, что это так трудно, – выдохнула Агата, и я перехватила у нее ведро. – Какая ты сильная, Маргрит!

– Привычная, – ответила я без улыбки. – Отпускай, я держу…

К колодцу подошла Элла, поздоровалась и с удивлением посмотрела на Агату: та прежде никогда не ходила по воду.

– Ну что, – спросила я, поздоровавшись, – ходила ты ко дворцу смотреть на бал? Я тебя там не видала. Зато поглядела, как Агата танцует с принцем!

– Он такой… ну… – кузина зажмурилась от избытка чувств. – Наверно, я до старости буду вспоминать тот вечер!

– До тебя он с какой-то иностранкой танцевал, вся черная, как ворона, – сказала я.