Гвальхмаи кивнул, ответил:

– Он был слишком чист для нашего мира. Надеюсь, тот мир, куда он ушел, достаточно чист для него.

После паузы спросил:

– Где вы похоронили его?

– Нет, – ответил Король-Рыбак.

– Нет?

– У него нет могилы. Он вошел в зал Котла… или, вернее, Грааля, – и не вышел оттуда. Его бог забрал твоего сына во плоти.

Гвальхмаи тяжело вздохнул, одним глотком осушил чашу, с удивлением обнаружил, что она снова полна, осушил опять.

– Ты пустишь меня взглянуть на Грааль? На Котел Керидвен? – спросил он Увечного Короля.

– Не только взглянуть. Он исполнит любое твое желание.

Воитель покачал головой:

– Мое заветное желание недостойно. Его нельзя исполнять. Я люблю ту, кого любить не имею права. Нет на свете Короля благороднее, чем ее муж. Нет на свете женщины прекраснее, чем она.

– Поговорите без меня, – вдруг сказал Сархад, и резко отодвинув кресло, вышел прочь.

Всё правильно, Вороненок. Ты всё делаешь правильно.

Я тебе этого, разумеется, не стану говорить вслух – но ты и без слов почувствуешь мое одобрение.

Тебе будет легче.

Ты поистине великий лжец, Сархад. Ты потрясающе лжешь не только другим, а – самому себе.

Ты уверяешь себя, что не горишь желанием к той единственной женщине, которую ты полюбил.

Ты способен убедить в этом всех. Ее саму. Ее мужа. Своих отца и мать. Самого себя. Даже я поверил было.

Это мудро, Вороненок.

Так проще ей. Так легче тебе.

И если бы Гвальхмаи сейчас случайным словом не разбередил твою рану – я бы продолжал тебе верить.

Ты запер свою страсть, как зверя в клетку. Надежно запер.

Отлично, Вороненок.

Раньше ты одолевал других – смеясь и гордясь победами. Теперь ты одолел самого себя – и не это ли величайшая победа Сархада Коварного?

– Что случилось? – нахмурился Гвальхмаи. – Чем я обидел его?

– Ничем. Просто он, как и ты, считает, что ради счастья лучшей из женщин нужно отказаться от любви к ней.

– Он ведь из сидхи, – отвечал воитель Артура. – А сидхи не ведают, что такое честь. Им проще… Я предам своего короля и перестану уважать сам себя, если поддамся чувству, на которое не имею права.

– Да, законы человеческой чести непросто понять, – кивнул Вран и подумал, что Сархада и Гвальхмаи удерживают совершенно разные причины: сидхи боится обидеть любимую, а человек выше всего ставит верность своей чести. Говорить этого Рыбак не стал, спросив: – Тогда чего же ты хочешь от Грааля?

Я – человек. Жрецы новой веры говорят, что человек – грешен.

Но меня воспитывали на Авалоне. И я скажу иначе: человек – несовершенен.

Ибо – человек.

И всякий мечтает о недоступном. Голодный – о еде. Слабый – о силе. Я мечтаю о совершенстве.

Нет, я не льщу себя надеждой когда-нибудь достичь идеала сам. Но – приблизиться к нему. Прикоснуться. Увидеть.

Твердо знать, что цель моих поисков существует, хоть и недостижима для меня.

– Что ж, – сказал Бендигейд Вран, – ступай к Котлу Керидвен. Надеюсь, ты найдешь то, что искал.

Гвальхмаи прошел в соседний покой, где алмазным блеском лучился Грааль – то ли Чаша, то ли Камень.

Двери закрылись за лучшим из воителей.

Король-Рыбак не хотел знать, каким будет заветное желание сына Ниневы и осмелится ли он высказать его.

Утро они с Сархадом, по обыкновению, проводили на берегу. Вран тянул невод, сидхи разговаривал со своими воронами-разведчиками.

Из замка вышел Гвальхмаи, бледный – явно не сомкнул глаз ночью – но посветлевший лицом. Счастливый.

– Спасибо вам, друзья мои, – тихо сказал он. – Спасибо за то, что пустили меня к Граалю.

– Нашел ли ты свою мечту? – спросил Увечный Король.

– Да. Она стоит того, чтобы ради этого жить. И умереть за нее не жалко. Я понимаю Галахада. Но я должен вернуться, чтобы сделать этот мир хоть немного чище, пусть даже я сам и далек от чистоты.

– Удачи тебе, Озерный Воитель.

– Удачи и вам, Хранители. Если я когда-нибудь решу уйти из мира людей – дозволите ли вы мне вернуться в Карбонек?

– Не мне решать, – нахмурился Сархад.

– Устанешь от людей – приезжай. Я буду рад тебе, – отвечал Бендигейд Вран.

* * *

…Сархад начинал скучать. В стремящихся к Котлу год от года гас боевой задор, и те из них, кто добирался до Карбонека, были усталыми, ищущими свой Грааль скорее уже по привычке. В своем долгом пути они терпели одну неудачу за другой, и если всё же оказывались в окрестностях Вороньего замка, то послушно пугались очередной выдумки Сархада. Редко-редко дело доходило до боя.

Впрочем, исход поединка был всегда неизменен – ни в одном из этих воителей Сархад не видел ни священного пыла Галахада, ни веры в мечту Гвальхмаи. У самых упорных была жажда обладания – властью, могуществом, знаниями… Таких Сархад рвал когтями или колол мечом, потому что слишком хорошо слышал, что всё, чего они жаждут, они хотят лишь для себя.

Теперь Сархад отлично умел сражаться против тяжелых людских мечей. Большинство воителей и близко не могло похвастаться выносливостью Гвальхмаи, и, когда пот начинал заливать им глаза, Сархад наносил одну или две раны, которые охлаждали пыл даже самых яростных.

Топот копыт. Одинокий всадник.

На дороге стал сгущаться черный туман – Сархад лепил из него, словно из глины, еще не зная, какую форму этому придать. Стало получаться что-то двуногое и козлорогое, и вдруг…

– Друст?! Ты? Каким ветром?!

Друст резко осадил коня, обернулся. Позади него стоял сидхи.

– Ты? Здесь?

Сархад подошел поближе:

– Ты когда-нибудь слышал о том, что Грааль хранится в замке Воронов?

– У тебя?

– У Бендигейда Врана. Но и я там не чужой.

– Ясно, – и потом сказал невпопад: – Ты о ней что-нибудь знаешь?

– Несколько раз видел в Котле Мудрости, – Сархад деликатно не стал уточнять, чему равняется это «несколько раз». – Она в Корнуолле. Ничего необычного. С мужем. Счастлива.

Друст молча кивнул. Потом спросил:

– Ты будешь со мною биться?

– Вроде должен, – пожал плечами Сархад.

– А… обойтись без этого нельзя?