Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Переночевали в школе на полу, а утром пошли на местный рынок позавтракать; захотели выпить по стаканчику местного вина, бутылки с которым красовались на прилавках у каждого продавца; наблюдали интересную сцену: по рынку прохаживался милиционер (не тот, что вчера) и от предложения выпить не отказывался, продавец не стал наливать ему вино из бутылки, которая стояла на прилавке (оно было для всех), а поднял из-под прилавка другое вино и угостил важного гостя; когда мы подошли и попросили выпить по стаканчику вина, Виктор жестом показал вниз под прилавок, однако грузин угостил нас вином из бутылки с прилавка; мы заплатили, отошли в сторонку и не торопясь пили вино, закусывая сыром. На стоянке машин сели в маленький автобус и поехали вдоль реки Ингури через Джевари в Зугдиди. Где следовало пересесть на другой автобус. Было очень жарко, на площади решили выпить газированной воды; Виктор, наш казначей и кормилец, стал в очередь; колоритный продавец-грузин, невысокого роста, быстро отпускал воду, небрежно мыл слабой струёй воды стаканы, бросал мелочь на мокрый столик; у Виктора мелочи не было (мы ещё не знали местных обычаев!), он дал рубль и мы выпили по два стакана на 24 коп, стали ждать сдачу. Грузин, не обращая на нас внимания, продолжал обслуживать людей; тогда Виктору пришлось несколько раз напомнить о сдаче, после чего последовал громкий возглас: «Что за люди! Забери свой рубль и не мешай работать!». Народ в очереди заулыбался, а Виктор невозмутимо взял со столика свой мокрый рубль, медленно и аккуратно уложил его в кошелёк; под общий смех мы спокойно отошли, ведь несмотря на нашу бережливость, поездка постепенно поглощала финансы.
Доехали автобусом до Гали, а оттуда электричкой – до Пицунды; узнали, где можно разбить палатку, и двинулись на юг во второе ущелье, где был лагерь МГУ. Пицунда – благословенное место на берегу Чёрного моря; установили мы свою палатку, сняли дорожную одежду и пошли к морю; было послеобеденное время, тишина, безветрие, яркое солнце – вспомнились стихи Владимира Бенедиктова:
Стихнул ропот непогоды,
Тишины незримый дух.
Спеленал морские воды,
И, как ложа мягкий пух.
Зыбь легла легко и ровно,
Без следа протекших бурь,-
И поникла в ней любовно
Неба ясная лазурь.
Жили дружно, спали втроём в палатке, питались в лагерной столовой, купались в самой чистой воде кавказского побережья. Времена были хрущёвские и однажды я, ныряя с маской и ластами, увидел на песчаном дне первую страницу газеты «Правда», аккуратно придавленную по краям камнями, чтобы её не смыло при волнении; на ней фотография генсека и огромная его образина, увеличенная водой, вызывала смех; я сообщил пляжникам о находке, все стали нырять и смотреть, получать удовольствие.
Как-то утром идя на пляж, мы остановились возле нескольких сидящих на ящиках стариков, продававших фрукты; один продавал чачу и какой-то студент спросил, сколько градусов, ему было сказано, что 90; парень не поверил, и тогда продавец вылил на дощечку немного чачи и поджёг; при ярком солнце огня не было видно, и парень подтвердил, что таких градусов в ней нет; старик предложил ему приложить руку к этому месту, что тот и сделал, вскрикнул от боли, сильно обжёг руку и вместо моря поплёлся в медпункт; мы и все собравшиеся с интересом наблюдали и учли это на будущее.
Приближался День Строителя и было решено хорошо его отметить; накануне Виктор с соседом по палатке, взяв большие чайники в столовой, отправились в горное село за вином. Рассказывали потом, что там было пусто, все на сенокосе; увидели старуху возле дома и попросили вина; после снятия пробы, она наполнила оба 5-литровых чайника Изабеллой и когда её спросили, сколько это стоит, она ответила: «Манэта»; несколько раз переспросили, даже показали бумажные деньги, но она продолжала повторять это слово. Что делать? В итоге они оставили ей какие-то деньги и спустились с гор. Мы взяли из столовой жареную форель (недалеко было форелевое хозяйство) и устроили ужин с соседями, строителями из Куйбышева, на траве у своих палаток; пили хорошее вино в большом количестве, поднимали тосты за строителей, за любовь, за жизнь; вино переполняло, раскрывало душу, как хорошо говорилось, восхищало – и дружеское застолье, и приятный морской ветерок и чудесная природа вокруг нас;
Какая жизнь, какое обаянье,
Какой для чувств роскошный, светлый пир.
Нам чудились нездешние созданья,
Но близок был нам этот дивный мир. (Фёдор Тютчев)
Никто из нас не захмелел; давно стемнело, на часах около двенадцати и надо было идти спать; и тут случилась забавная вещь; подняться на ноги никто не смог, они были ватными и не действующими от выпитого большого количества сухого вина. Ну что ж, пришлось на карачках ползти сначала в кусты, а оттуда в палатки, зато узнали, как и сколько надо пить.
Закончился отдых, мы вернулись в Ростов; родители не узнали сына: моя мама, как истинная одесситка, так Кирюшу раскормила, что он стал почти круглым; папа сделал несколько сотен фотоснимков любимого внука и Светы. Погуляли мы по Ростову и стали собираться домой.
В Братск мы вернулись в начале сентября и сразу на работу; это был прекрасный отпуск, в голове ничего не осталось от производственных проблем, и когда на участке в прорабской я спросил у коллег трёхзначный номер телефона нашей диспетчерской, раздался дружный смех, а кто-то сказал: «Модылевский так здорово провёл отпуск, что забыл самый важный на стройке номер телефона!». Во время моего отпуска Володя оставался на участке за старшего и ему приходилось разговаривать по телефону с разными людьми; позже он мне как-то сказал: «Есть люди, сущность которых угадывается по первому слову «Алло!», которое произносится с такой ужасной и раздражительной интонацией, что сразу исчезает охота дальше разговаривать»; он даже предположил, что это делается специально, чтобы человек больше не звонил и не обращался, на что я заметил прорабу: «это для меня не новость после опыта телефонного общения в Красноярске с такого сорта людьми».
XXX
И
