Тем самым суд вынес также очень важное заключение по поводу беспристрастности государственных обвинителей, отметив их служебную подчиненность генеральному прокурору, лично заинтересованному в исходе дела, а также отсутствие в законодательстве реальных гарантий независимости обвинителей как участников процесса, что не позволяет быть уверенным в том, что эти лица не подвергнутся воздействию со стороны генерального прокурора.

«В сложившейся ситуации суд считает невозможным дальнейшее разбирательство дела и разрешение отвода, заявленного государственным обвинителям, до решения вопроса об обеспечении их действительной самостоятельности в настоящем судебном процессе и полагает необходимым войти с таким предложением в Верховный Совет Российской Федерации, которому подотчетен генеральный прокурор. Этот вопрос может быть решен, в частности, путем создания в соответствии с пунктом 2 статьи 10 Закона о Прокуратуре Российской Федерации органа прокуратуры, не входящего в прокурорскую систему республики для поддержания обвинения по данному делу, в который могут быть включены уже участвующие в деле государственные обвинители».

В связи с изложенным Военная коллегия Верховного суда определила: «Обратить внимание Верховного Совета Российской Федерации на грубые нарушения закона, допущенные Генеральным прокурором Российской Федерации Степанковым В.Г. и заместителем Генерального прокурора Российской Федерации Лисовым Е.К., и предложить рассмотреть вопрос о реальном обеспечении независимости государственных обвинителей по данному делу.

Судебное разбирательство следует продолжить после получения ответа на это определение».

Таким образом, суд не пошел на нарушение закона и вынес это определение в точном соответствии с ним. На данной стадии судебного разбирательства восторжествовало право, и это вселяло надежду на возможность справедливого торжества правосудия.

Могут сказать, что суд просто выполнил требования закона, поступил в соответствии с его духом. Да, это верно, но важно учитывать, что в сложившейся ситуации, когда в стране господствует правовой беспредел, когда вмешательство в правосудие, в эту третью власть, осуществляется на всех уровнях, суд вполне мог не устоять и занять совершенно иную позицию.

Зал встретил решение суда бурными аплодисментами. Корреспонденты ринулись к выходу для того, чтобы первыми сообщить об этом сенсационном определении суда.

Итак, «мяч» был переброшен в Верховный Совет России, теперь слово было за ним. Но, к сожалению, Верховный Совет не использовал предоставленную судом возможность, начал тянуть дело и в конце концов спустил все на тормозах.

Лето 1993 года прошло в ожидании реакции Верховного Совета Российской Федерации на определение суда о назначении независимых государственных обвинителей. Верховный Совет и его спикер Хасбулатов явно тянули с рассмотрением этого вопроса, пытались вообще от него уйти. В конце концов, сославшись на отсутствие законодательной нормы, Верховный Совет определил, что этот вопрос не входит в его компетенцию.

Суду не оставалось ничего другого, как в рамках своих возможностей возобновить процесс по делу и самостоятельно искать выход.

7 июля суд собрался на свое заседание, объявил об отказе Верховного Совета назначить независимых государственных обвинителей и по просьбе сторон принял решение прервать работу на два месяца.

7 сентября 1993 года судебный процесс возобновился. Но лишь к концу ноября 1993 года основные процессуальные вопросы были рассмотрены и началось официальное судебное следствие.

По предложению государственного обвинения суд решил начать допрос подсудимых с меня, то есть не в том порядке, какой был определен обвинительным заключением. По словам государственного обвинителя, предлагаемый им порядок исходил не из значимости подсудимого по делу, а из хронологии развития событий.

Впрочем, лично я не придавал этому значения.

30 ноября 1993 года я дал свои показания суду. Мое выступление — свободный рассказ — продолжалось около трех часов. Не считаю нужным воспроизводить показания полностью, но наиболее важные выдержки из них хотел бы изложить.

Начал я свои показания так:

«Уважаемый суд!

Я хотел бы дать показания Военной коллегии Верховного суда Российской Федерации по существу основных пунктов обвинительного заключения Генеральной прокуратуры, в котором мне вменяются деяния, подпадающие под статью 64 пункт «а» и статью 260 пункт «б» УК РСФСР. (Статья 260 касается воинских преступлений и предусматривает ответственность за злоупотребление властью, превышение или бездействие власти.)

…Первая из указанных статей говорит об ответственности за измену Родине. Более нелепое обвинение трудно себе представить! Ведь брошено оно людям — я имею в виду не только себя, но и моих товарищей, — которые всю свою жизнь посвятили беззаветному служению именно своему Отечеству и которые в августе 1991 года предприняли попытку защитить и сохранить эту самую Родину, не дать развалить страну, уберечь наш народ от нищеты, унижения и кровопролития!

Не признаю и предъявленного мне обвинения в превышении власти — мой долг в качестве руководителя такого учреждения, как Комитет государственной безопасности СССР, состоял в том, чтобы охранять безопасность нашей страны, обеспечивать соблюдение законности, в том числе и Основного закона СССР — его Конституции.

…Действовал я строго в соответствии со своими обязанностями — на основе Конституции СССР, в условиях крайней необходимости. Упрекнуть себя могу лишь в том, что нам так и не удалось выполнить свои обязанности и уберечь страну и народ от тех жестоких испытаний, в которые они ввергнуты политическими авантюристами.

…Суду преданы не те, кто развалил Союз, покончил с великой державой, насчитывающей тысячелетнюю историю своего становления, развития и укрепления, а те, кто выступил за сохранение Союза, в защиту Конституции СССР, союзных законов в точном соответствии с итогами референдума. В этом суть происходящего…»

В заключение своих показаний я сказал:

«Идет третий год после августовских событий. На глазах все страшнее становится народная трагедия, горю людскому не видно конца. Повсюду нищета, разруха, рост преступности. Выходит, сидящие здесь на скамье подсудимых оказались правы в своих опасениях за судьбу Родины. И не их вина, а беда в том, что их усилия не увенчались успехом. И все-таки я глубоко верю, что наша борьба была не напрасной.

Хочется верить, что суд по закону и справедливости разберется в этом деле, и истории не придется пересматривать ваше решение».

Затем в течение более чем трех рабочих дней я отвечал на вопросы суда, обвинения, адвокатов и подсудимых.

Вопросов от судей было сравнительно мало. Суд придерживался тактики — дать простор для состязательности сторон как важнейшего способа выяснения истины.

В условиях, когда позиции государственного обвинения и защиты по многим вопросам, а главное, по существу обвинения были диаметрально противоположными, такой подход был оправданным и в правовом отношении корректным.