– Так будет урегулирован испанский вопрос, – продолжал Симонис, – и наступит мир. Но вы хотите, чтобы война продолжалась, вы хотите окончательно поставить Европу на колени, чтобы навязать ей перемирие на ваших условиях и спокойно в ней распоряжаться.

Кицебер молчал, словно соглашаясь.

– Потом торговля, – добавил мой подмастерье. – Война вредит сделкам, но только мелким. А среди вас есть люди, которые продают оружие, строят корабли, проектируют крепости. Вы как раз и обогащаетесь за счет войны. Это означает большие деньги. Во время мира денежный поток иссякнет.

Кицебер-Палатино весело взвизгнул.

– И наконец, вы хотите убрать с дороги опасного правителя, чтобы заменить его другим, более послушным. У вас всегда одна и та же стратегия, только теперь вы ее улучшили. На протяжении столетий вы мучитесь, пытаясь испортить этот мир, завоевывая один святой город за другим. Вы использовали неверных, чтобы завоевать Иерусалим. Позднее вы пошли на север, пока в 1453 году не заняли Константинополь, а затем и Будапешт… Вам потребовались столетия, чтобы достичь этого: огромные суммы денег были потрачены, войска посылали на смерть, уничтожали целые народы. Только Вена устояла перед вами: хотя вы придумали лютеранское разделение, с помощью которого погрузили Европу в пучину Тридцатилетней войны, ваши османы во время осады 1529 и 1683 годов оказались побеждены. Вена – последний святой город, не считая Рима, конечной цели. И вам пришлось изменить свои планы. Вместо того чтобы нападать на христианские империи, вы сконцентрировались на внутренних операциях: напрямую убирать королей. Затем вы завладеваете душами и разумами их сыновей, выбирая для них придворных учителей: палачей духа, годных только на то, чтобы разрушать характеры юных принцев и искоренять в них все добрые качества. Практика, которую вы успешно применяете уже на протяжении многих столетий: здесь, в империи, от этого пришлось пострадать еще Рудольфу, сыну Максимилиана II. Но теперь это станет вашим самым надежным оружием!

И я вспомнил: разве не рассказывал мне мой подмастерье о том, как Рудольф Безумный, сын строителя Нойгебау, подвергся чему-то вроде промывания мозгов со стороны своих воспитателей? Симонис и Кицебер говорили о невидимой войне, действующими лицами в которой являются такие люди, как Илзунг, Унгнад и Хаг, те конспираторы, которые устроили заговор против Максимилиана.

Сначала Симонис посмотрел на небо, потом бросил молниеносный незаметный взгляд на меня и наконец опустил глаза, чтобы взглянуть на львов, которые с пеной у рта бегали взад и вперед, приходя в бешенство из-за такой близкой, но недосягаемой добычи.

– Хорошо. Ты много знаешь и страдаешь, потому что ничего не можешь сделать, – произнес дервиш. – Поэтому слушай меня: я скажу тебе, что и Людовик XIV, король Франции, умрет от яда. Это будет похожим на гангрену на ноге, но будет искусственно привитой болезнью. Врачи, самые глупые из людей, не поймут ничего. Прежде «короля-солнце» во Франции таким же образом умрут великий дофин, герцог и герцогиня Бургундские, равно как и их сын, герцог де Берри. Все они умрут одинаковым образом, от специально введенной им болезни. И прежний король Испании, Карл II, из-за наследства которого так дерется вся Европа, был отравлен таким же образом, хотя ему и так жить оставалось недолго. Теперь ты знаешь: Иосиф Победоносный умрет. Сегодня вечером ему будет сделана решающая прививка.

Я вздрогнул: Кицебер говорил о лечении, о котором утром узнала во дворце принца Евгения Клоридия. Однако вместо того, чтобы исцелить его, оно окажется смертельным. Значит, Иосифа предал его собственный протомедик! И кто знает, кто еще. Аббат Мелани был не прав.

– Император будет… как бы так выразиться? Отравлен оспой, – продолжал дервиш. – Он заслужил такой конец, потому что считал себя очень могущественным и думал, что сможет действовать без нас: единственный человек, который одинок на земле.

– Я знаю, «soli soli soli», – процитировал Симонис.

– Совершенно верно. Этими словами ага объявил Савойскому, как обстоят дела: или с нами, или против нас. Император думал, что может действовать так, как ему вздумается: заканчивать войну по-своему, разделить Испанию с французами, словно нас и не существует. О нет, война закончится на наших условиях, так и тогда, когда захотим мы! Потому что Иосиф думает, что правит империей, однако он всего лишь одинокий человек, который не может распоряжаться даже самим собой. «Soli soli soli» прибыли турки, «к единственному одинокому человеку на земле». Этот Савойский, знакомый с зашифрованной речью, понял все очень хорошо. И он решил оставить своего правителя, чтобы присоединиться к нам. Вот вам ваш храбрый генерал, ваш герой: он тоже предатель, как и все остальные.

Я в ужасе слушал разглагольствования Кицебера. С помощью Атто мы таки выяснили истинное значение «soli soli soli», теперь же мы узнали, почему ага адресовал эти слова Евгению Савойскому.

– Ты говоришь «мы». Но кто вы? Османы? Англичане? Голландцы? Иезуиты?

– Ты настолько наивен? Нет, не думаю! Ты просто хочешь, чтобы я подтвердил то, что ты и так уже знаешь. Мы повсюду, и мы все.

Я огляделся: застыв, два убийцы слушали речь своего господина на языке, которого не понимали.

– Мы – истинная власть, – продолжал Палатино. – Он, император, не менее презираем и одинок, чем любой голодающий. Турецкий ага сказал Евгению правду в глаза, правду, которая у всех на виду, но которую никто не видит. В этом наша сила: мы повсюду, вездесущи, но невидимы. Мы едим с вашего стола, мы спим в ваших постелях, мы копаемся в ваших сумках, а вы нас не видите. Кажется, что нас мало, мы одиночки, на самом же деле имя нам – легион. Вы думаете, вас много, но вы всего лишь один человек: человек, который одинок.

– Вы мните себя всесильными, поэтому заставили агу произнести эти слова в присутствии всех.

– Мы никогда ничего не скрываем. Это у вас нет глаз, чтобы увидеть.

– Нет, Кицебер, у народа есть глаза, но пред лицом вашей бесчеловечности никто не может поверить в то, что видит. И в этом ваша истинная сила.

– А теперь молчи! – пригрозил ему тот. – Дому Габсбургов скоро придет конец. Из-за смерти Иосифа в Италии рано или поздно появится свой король, а в Германии – свой.

– Вы поэтому убили того несчастного годовалого ребенка, сына императора, руками своих врачей?

– Я знаю, что это кажется тебе невозможным, – продолжал дервиш, не отвечая, – потому что в Италии на протяжении многих столетий существует множество княжеств, а в Германии курфюршества имеют многолетнюю историю. Однако обе страны станут великими, в то время как Габсбурги непременно должны умереть, потому что этого хотим мы, и история в наших руках.

– О да, убив королей и их сыновей, вы посадите на трон новых наследников, еще совсем детей, которыми руководят воспитатели, служащие вам, и превратите молодых людей в слабоумные и жестокие фигуры, – повторил Симонис.

– Народ с полным правом будет ненавидеть их, их головы падут под секирой толпы, которая думает, что производит революцию, а на самом деле делает не что иное, как претворяет в жизнь наши планы, – добавил дервиш. – Новый порядок заменит старый мир. За каждое новое право, предоставленное народу, мы отнимем у него десять других. Законы улучшатся, жизнь ухудшится. Мы перепишем историю: старое будет выглядеть смешным, и человечество будет убеждено в том, что живет в лучшем из миров. Мы распространим искусственные заболевания, чтобы ослабить целые народы. В принципе мы это уже делаем, ты только посмотри, что творится с Иосифом! Лекарства, которые мы будем поставлять, будут хуже всякой болезни. Потому что медики и пропаганда практически полностью в наших руках. Мы отнимем малышей от груди матери. Народы не смогут этого даже заметить, и их слабость передастся их потомкам. Войны, которые мы развяжем, разрушат документы прошлого, чтобы память о нем стерлась и мир превратился в серую темницу, где человек будет печален и покорен.