Когда Симонис бросился вперед, ни один из наших врагов не понял, что произошло. Удар ногой в голову стражника, стоявшего ближе всех к нему, – и челюсть у того жутко хрустнула; но еще перед нападением Симонис успел достать из своего мешка уже, вероятно, заряженный пистолет и бросить его мне. Буквально секундой позже один из пятерых выстрелил в меня, промахнувшись совсем чуть-чуть, и тем не менее я почувствовал, как жгучая искра опалила мне левый висок. Я мог только надеяться на то, что не произошло ничего серьезного.

В течение следующих трех секунд случилось сразу много всего: аббат Мелани упал в обморок; лицо стражника, в которого попал Симонис, опасно напухло, он покачивался, закрывая руками рот, и, похоже, выбыл из игры; я выстрелил в голову стражника, стоявшего слева от меня, но не понял, попал ли, и, кроме того, выпустил пистолет; после первого успешного удара мой помощник, вытянувшись вдруг во весь свой рост и распрямив спину, которая оказалась вовсе не горбатой, произвел быстрый поворот вокруг своей оси, нанося ближайшему к себе противнику удар ножом. Тот даже не успел вынуть из ножен меч, и хотя он сумел помешать Симонису вспороть себе брюхо, что явно входило в намерения моего помощника, он получил немаленькую рану в живот, вследствие чего нельзя было быть уверенным в том, что он не подохнет в течение ближайшего времени.

Двое других стражников спрятались за спиной дервиша, с ужасом наблюдавшего за битвой, которую он считал невозможной. Однако прежде один из них выстрелил Симонису в грудь и попал. Тем временем аббат Мелани исчез, никто не заметил, в какой именно момент. Несколько мгновений я стоял напротив одного из раненых стражников, как и я, безоружного: это был тот самый человек, который хотел убить меня в Пратере. А потом я побежал, и никто меня не преследовал.

На бегу я обернулся: Симонис, которому совсем недавно попали в грудь, подняв с пола предназначенные для нас оковы и раскрутив их, несколько раз нанес удары одному или нескольким стражникам. Но все это я видел только мельком, потому что уже выскочил из подвала и побежал во двор maior domus. Потом мне показалось, что позади себя я слышу крики помощника. Кто знает, сколько ему еще оставалось жить.

* * *

Двое (мнимых) стражников, вероятно, выбыли из игры. Оставалось трое, не считая дервиша.

Выбравшись во двор, я увидел хромающего Атто. Наверное, он только притворился, что упал в обморок, чтобы потом в подходящий момент исчезнуть, однако ушел он недалеко и, казалось, совершенно обессилел. Из подвала доносились крики, затем раздался еще один выстрел. Кто-то смог зарядить пистолет, подумал я, и либо застрелили Симониса, либо он убил одного из пятерых и таким образом получил драгоценную отсрочку. Когда мы, запыхавшиеся, добрались до главного двора, через который и попали в замок, то оказалось, что ворота (которые всегда стояли открытыми) заперты на засов. Поворачивать назад и пытаться бежать через другие ворота замка означало попасться прямо в руки дервишу.

Следующие мгновения остались в моей памяти как пустой черный провал. Уверенность, что я скоро умру, и маленький, но жгучий очаг боли, которую я чувствовал в бедре, мешали мне сопоставить свои восприятия с реальными событиями. Я почти не помню аббата Мелани: мне кажется, что я его то подталкивал, то тянул за собой (ничего другого быть не могло, потому что к тому моменту его совершенно оставили силы), – так мы спустились по винтовой лестнице, которая вела к загородке для животных, а потом дальше, к Летающему кораблю, в любой момент готовые к тому, что рано или поздно получим пулю в спину.

Потом я помню, что мы очень долго ждали: Атто на корабле! куда я с трудом поднял его, а я – спрятавшись среди досок птичьих клеток. Вчера они сломались под ударами слона, да так и остались лежать на площадке для игры в мяч.

Наступил вечер. Не знаю, сколько часов мы провели в свои J укрытиях. Время от времени мы слышали выстрелы из пистолета – верный признак того, что Симонис и стражники по-прежнему гоняются друг за другом по садам Нойгебау. То была позиционная война: попасть в противника, не подвергая при этом опасности свою жизнь. Симонис не мог бежать, с другой стороны, наши враги, похоже, не могли рассчитывать на подкрепление. Я спрашивал себя, как Симонису удается все еще держаться на ногах: перед тем, как я бежал из подвала, ему попали прямо в грудь, и с очень небольшого расстояния.

При каждом новом выстреле мы слышали раздраженный рев львов в черном небе над Зиммерингер Хайде. Значит, хищники Места Без Имени снова на своих местах, подумал я. Трупы, должно быть, убрали недавно. Я не боялся: пару раз я слышал разъяренные крики наших врагов. Можно было предположить, что Симонис попал в одного из них.

Мы с Атто время от времени что-то кричали друг другу, но только для того, чтобы удостовериться в присутствии друг друга. Мы были в ловушке: невооруженные, не в состоянии ввязаться в поединок (я – из-за небольшого роста, аббат – по причине преклонного возраста). В той темноте, которая окружала все, было бессмысленно пытаться бежать через стены Нойгебау. Я отважился на вылазку в основной двор, чтобы проверить, нельзя ли открыть ворота. Однако раздавшиеся рядом со мной выстрелы заставили меня снова отойти в свое укрытие. Когда я, возвращаясь на площадку, проходил мимо Летающего корабля, то услышал, как аббат Мелани шепчет «Ave Maria» и молит о помощи.

Прошло много времени, а потом что-то изменилось. Несколько выстрелов, раздавшихся прямо у меня за спиной, заставили меня вздрогнуть: поле битвы, похоже, переместилось в узкий коридор, из которого вчера вышли Мальчик, то есть слон, и другие животные. Оттуда, насколько я знал, можно было попасть к ямам, в которых жили дикие хищники.

Некоторое время я не слышал ничего. Я знал, что Атто будет терпеливо ждать на Летающем корабле, даже не шевельнувшись. Поэтому я встал и вышел с площадки. Луна была благосклонна ко мне, и, пригибаясь к земле, я подошел достаточно близко, чтобы видеть происходящее. У меня были кое-какие опасения, и они, к сожалению, подтвердились.

Бледный, словно трагичная Пульчинелла, кривясь от боли (сколько же раз они в него попали?), Симонис стоял на невысокой стене между ямами, где содержались хищники, пытаясь удержать равновесие. Он походил на циркового акробата, который вдруг понял, что выбрал слишком трудную задачу, и не знает, как извиниться перед публикой. Под его ногами справа и слева бушевала свора рычащих диких кошек. Слабый лунный свет мог обманывать, однако мне показалось, что среди кровожадных тварей в ямах я различил черную пантеру, которую Симонис победил с помощью метлы во время нашего второго полета на Летающем корабле.

Пытаясь скрыться от своих противников, мой героический подмастерье отошел за площадку и оттуда проскользнул в галерею, проходящую вдоль загонов. И вот здесь и должен был быть сыгран решающий акт. Потому что приспешники Кицебера окружили его: они стояли по одному с каждого конца галереи. Чтобы уйти от них, Симонис, словно акробат на канате, принялся балансировать на стене, которая отделяла загон для львов от клеток других животных. Он надеялся дойти до противоположной стороны.

Лунный свет только частично рассеивал темноту. Я сразу оценил ситуацию: оружия не было больше ни у кого. Теперь все решало численное преимущество, а Симонис был один. Когда он, подобно акробату, покачиваясь, шел по стене между рвами с животными, он, вероятно, надеялся, что таким образом сможет пересечь пропасть. Но оказался в тупике: в конце стены его ждал ряд железных прутьев решетки, которые должны были помешать посетителям нечаянно свалиться в ров.