только тихое дыхание вздымалось в его груди, не позволяя ни одно чувство выдохнуть наружу. Страсть — еще одно, чего он так боялся. Но и она, похоже, взяла сегодня выходной.

Сергей часто вспоминал тот день, когда надел на ее палец обручальное кольцо. Вроде бы это было так давно и столь недавно в то же время. Тогда он не ведал, как повернется их жизнь после того, как он узнал о ней все. Но каково было удивление Сергея, когда, вернувшись на следующий день домой, он застал ее не убитой горем, не сжавшейся в комок морально побитой девушкой. Тихой улыбкой, теплым огоньком в глазах встретила его Виолетта. И после некоторых мгновений, тянувших ничего не значащие вопросы, она спросила то, что одно хотела спросить в тот вечер. Было ли вчера все серьезно. Он ответил да.

Всего неделя прошла с тех пор, а перемены в их отношениях были заметны невооруженным глазом. И раньше Сергей знал, что означает это обряд. Но никогда не мог предположить, что он будет иметь смысл здесь, в аду. Только стена между ними как будто рухнула с треском, и Вике было нечего уже стесняться, а ему — бояться самого себя. Теперь, пусть отдаленно, сознавал он, что состоит уже из двух половинок, и о второй надо заботиться так же, как о первой. Или даже еще больше, иначе обеим будет нестерпимо плохо.

— Ты, небось, опять целый день хлопотала над чем-нибудь? — спросил Сергей.

— Почему ты так решил?.. — она взглянула в его глаза.

— У тебя вид усталый. Будто прямо сейчас закроешь веки и уснешь.

— Я убиралась снова… Швабру никак не могла найти: она сегодня нарасхват была по всей улице. Женщины к празднику готовились. Потом я ее из-под носа стащила у какого-то демона. Он так и не понял, по-моему, что это я была.

— Ты поаккуратней гуляй в такие дни…

— Да я и не хожу никуда, только до подсобки, — ответила Виолетта. — А потом я еще одну салфетку закончила. Она на стуле лежит.

— Да? Сейчас посмотрю.

Сергей поднялся и, дойдя до брошенного в углу стула, развернул большую канву. На ней раскинулся светлый узор.

— Очень красиво… — молвил Сергей. — Рай?..

— Это я по памяти… Возможно, я неправильно что-то сделала… Но я так видела его во сне.

— Раз видела — значит такой, — убедил Сергей. Его ладони аккуратно сложили лоскут, укладывая его обратно на стул. Ангелы, лучи солнца, огненные блики среди облаков. И много-много цветов там, под облаками. Выходит, она уже видит во сне не только кошмары…

Он вернулся к Вике, о чем-то задумавшись. Она припала к его руке, и он принялся гладить ее по голове. Странно, ведь в тот вечер она еще спросила, будет ли он ее обнимать, только когда ей плохо. И он понял, что был не прав.

Будто нежность смогла проблеснуть в нем тонким перышком. Или ему просто хотелось так думать. А она, казалось, стала еще ранимее и ласковее, чем раньше. И все сильнее Сергей старался не проронить ни одного резкого слова.

— Расскажи мне чего-нибудь, — попросила Виолетта.

— Про что? — спросил Сергей.

— Не знаю, — пожала она плечами. — Про что-нибудь интересное…

Сергей давно решил, что работа — это запретная тема, а больше ему о своей здешней жизни рассказывать было нечего. О ее прошлом он старался не вспоминать. Поэтому долгими вечерами они с Виолеттой беседовали либо о рае и его прошлом служении, либо о собственных мечтах и грезившихся нелепыми, смешных и наивных фантазиях. Но глупо ли было то, что могло вызвать на ее губах улыбку.

Он радовался ее улыбке, как своей. Только страшно было улыбаться самому.

Где-то в глубине души, среди прошедших событий, среди сказанных слов, среди сделанных дел… он чувствовал: каждая его улыбка и каждая шутка рождается там… Но внутри была пустота, страшная адская пустота. И Сергей знал, что посреди всего, что было вокруг, одна она была правдой для его души. И ни он, ни Вика не могли этого поменять. Ей было хорошо, и ему было отрадно от этого. Но рядом со счастьем ее, неизбежно приходило его несчастье.

Порой, просыпаясь ночами, он смотрел в потолок, щуря глаза. И видел перед собой темный бесконечный, бессмысленный коридор. Он хотел плакать, как плакали женщины. Он хотел биться в истерике, разбивая голову о камни. Но слезы не лились из глаз, и безумие порыва не могло спасти от свинцового оцепенения. И он продолжал говорить и улыбаться, только потому, что надо было жить дальше. Там, где жизни не было.

Нет, он не лицемерил. Он просто делал то, что должен был. Страшась показать собственную душу.

— Ты мне еще не рассказал, кто такая травяная фея, — вспомнила Виолетта.

— Да? Как я мог? — покачал головой Сергей. — Это упущение надо срочно исправить. Слушай внимательно и запоминай, — он улыбнулся в темноту и придвинулся ближе к ее уху. — Когда я был маленький-маленький…

Старинная сказка архангела Гавриила. Как он любил ее, когда учился в первом классе, три тысячи лет назад…

— Когда я узнал про травяную фею, я потерял покой. Можно даже сказать, что это была моя первая влюбленность, — промолвил Сергей. — Я несколько месяцев лазил по всем кустикам и былинкам и искал ее…

Виолетта слушала, приникнув щекой к его плечу, и молчала, слегка теребя пуговицу на его рубашке. Сергей, у которого всегда, когда он вещал о чем-то, появлялся повествовательный запал, не следя за пальцами, рисовал знаки на ее руке.

— Кто же мог знать, кто мог подозревать тогда. О, ведь это казалось таким несбыточным и невероятным! Что через три тысячи лет я все-таки встречу травяную фею!.. Оказывается, прав был Габри, что они появляются тогда, когда видят, что мы нуждаемся в их присутствии…

Виолетта спрятала улыбку у него на груди. Сергей замолчал, еще взирая на потаенную нить своего детства. Он умел быть милым. И мог очаровать до потери разума.

Чудилось, и про свои невзгоды он забыл, и солнце засветило ему, как светило тогда. Но нежданно он почувствовал под руками, что секунды ушли из-под контроля. И Виолетта растаяла в его руках, прижимаясь так, как прижимаются к возлюбленному.

Сергей смутился.

— Что?.. — спросила она, будто извиняясь. Огромные влажные глаза посмотрели на него из-под солнечных лучей ее ресниц.

Он хотел ответить и не смог. Она улыбнулась, обнимая его за шею нежно, как вьюнок вьется по чужому стеблю, тихо-тихо