епархии и архиепископства создавались там, где было много лютеран, мусульман и католиков (Олонец, Петрозаводск, Саратов, Царицын, Дон – в частности, Новочеркасск, Симбирск, Уфа, Екатеринбург, Винница в Правобережной Украине, Рига, Старица, Херсон, Брест, Ковно, Северный Кавказ). Государство и православная церковь вместе принимали меры против тех, кого считали раскольниками (униаты, старообрядцы, сектанты).

Что касается неправославных конфессий, то государство подчинило различных чиновников, которых стало много со времен Екатерины – в Синоде, Министерстве внутренних дел и губерниях, – Департаменту духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел. Было постановлено, что каждый должен исповедовать какую-либо религию, и с 1830-х годов государство приступило к конфессионализации, направленной «сверху вниз», усиливая институциональные структуры основных религий (ислам, буддизм, протестантские конфессии, католичество) и насаждая «правоверие» внутри них. Для протестантов в 1832 году был подготовлен Устав Евангелическо-лютеранской церкви (как ясно из названия, государство отдавало предпочтение лютеранству); Оренбургское магометанское духовное собрание получило право разрешать религиозные диспуты между мусульманами и таким образом сдерживать соперничество между представителями различных школ (например, ханафитами и суфиями); в 1848 году появилась Раввинская комиссия, призванная, наподобие Оренбургского собрания, разрешать религиозные споры между иудеями; в 1853 году вышло «Положение о ламайском духовенстве в Восточной Сибири», регулировавшее деятельность буддистов в империи. Духовенство всех конфессий было обременено новыми повинностями (ведение приходских книг, наблюдение за рекрутским набором и так далее). Все эти события уже не относятся к раннему Новому времени, но тенденции наметились до 1801 года.

* * *

О понятии конфессионализации: A. Brüning, Confessionalization in the Slavia Orthodoxa (Belorussia, Ukraine, Russia): Potential and Limits of a Western Historiographical Concept // Religion and the Conceptual Boundary in Central and Eastern Europe: Encounters of Faiths / Ed. by T. Bremer. Houndmills: Palgrave Macmillan, 2008. Р. 66–97. О религиозной политике в XIX веке: Crews R. Empire and the Confessional State: Islam and Religious Policies in Nineteenth-Century Russia // American Historical Review. 2003. № 108. Р. 50–83; Werth P. The Tsar’s Foreign Faiths: Toleration and the Fate of Religious Freedom in Imperial Russia. Oxford: Oxford University Press, 2014.

Об обращении в веру и православии: Bushkovitch P. Orthodoxy and Islam in Russia 988–1725 // Forschungen zur osteuropäischen Geschichte. 2010. № 76. Р. 117–143; Vulpius R. The Empire’s Civilizing Mission in the Eighteenth Century: A Comparative Perspective // Asiatic Russia: Imperial Power in Regional and International Contexts / Ed. by Tomohiko Uyama. London and New York: Routledge, 2012. Р. 13–31; Hamburg G. Religious Toleration in Russian Thought, 1520–1825 // Kritika: Explorations in Russian and Eurasian History. 2012. № 13. Р. 515–559; Кабузан В. Распространение православия и других конфессий в России в XVIII – начале XX века. М.: ИРИ РАН, 2008.

О лютеранстве: Freeze G. Lutheranism in Russia // Luther zwischen den Kulturen: Zeitgenossenschaft – Weltwirkung / Ed. by P. Schmidt, H. Medick. Göttingen: Vandenhoeck & Ruprecht, 2004. Р. 297–317.

Об исламе: Crews R. For Prophet and Tsar: Islam and Empire in Russia and Central Asia. Cambridge, Mass.: Harvard University Press, 2006; Kellner-Heinkele B. Crimean Tatar and Nogay Scholars of the 18th Century // Muslim Culture in Russia and Central Asia from the 18th to the Early 20th Centuries / Ed. by M. Kemper, A. von Kügelgen, D. Yermakov. Berlin: Schwarz, 1996. Р. 279–296; Azamatov D. Russian Administration and Islam in Bashkiria (18th–19th centuries) // Muslim Culture in Russia and Central Asia from the 18th to the Early 20th Centuries / Ed. by M. Kemper, A. von Kügelgen, D. Yermakov. Berlin: Schwarz, 1996. Р. 91–111; Frank A. Muslim Religious Institutions in Imperial Russia: The Islamic World of Novouzensk District and the Kazakh Inner Horde, 1780–1910. Leiden: Brill, 2001; Khodarkovsky M. The Conversion of Non-Christians in Early Modern Russia // Of Religion and Empire: Missions, Conversion, and Tolerance in Tsarist Russia / Ed. by R. Geraci, M. Khodarkovsky. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001. Р. 115–243; Mustafa Tuna. Imperial Russia’s Muslims: Islam, Empire and European Modernity, 1788–1914. Cambridge: Cambridge University Press, 2015.

О евреях: Hundert G. D. Jews in Poland-Lithuania in the Eighteenth Century: A Genealogy of Modernity. Berkeley: University of California Press, 2004; Klier J. Russia Gathers her Jews: The Origins of the «Jewish Question» in Russia, 1772–1825. DeKalb, Ill.: Northern Illinois University Press, 1986. Классические труды: Weinryb B. The Jews of Poland: A Social and Economic History of the Jewish Community in Poland from 1100 to 1800. Philadelphia: Jewish Publication Society of America, 1973; Baron S. A Social and Religious History of the Jews. Vol. 16: Poland-Lithuania 1500–1650. New York, London: Columbia University Press, 1976. О милленаризме: Cohn N. The Pursuit of the Millennium: Revolutionary Millenarians and Mystical Anarchists of the Middle Ages. New York: Oxford University Press, 1970.

О религиях Сибири: Schorkowitz D. The Orthodox Church, Lamaism, and Shamanism among the Buriats and Kalmyks, 1825–1925 // Of Religion and Empire: Missions, Conversion, and Tolerance in Tsarist Russia / Ed. by R. Geraci, M. Khodarkovsky. Ithaca, NY: Cornell University Press, 2001. Р. 201–225; Hundley H. Defending the Periphery: Tsarist Management of Buriat Buddhism // Russian Review. 2010. № 69. Р. 231–250.

Глава 20

Защита позиций православия

XVIII век стал достаточно бурным для православной церкви: это касается и внутренней ситуации, и ее непосредственного окружения. Государство осуществляло реформы с целью лишить церковь земли и доходов, а также перенаправить ее внимание на исполнение пастырского долга, между тем как церковные иерархи вводили новые духовные приоритеты, заимствуя их из арсенала идей Просвещения и тенденций, проявлявшихся в других христианских религиях (если эти тенденции были совместимы с православием). В социальном плане духовенство образовало особую касту. Церковь и государство усовершенствовали вероучение, выступая единым фронтом перед верующими и агрессивно реагируя на внутренние вызовы со стороны униатов и старообрядцев. К концу столетия православие ослабло экономически, но усложнилось в духовном отношении.

РЕФОРМИРОВАНИЕ ПРАВОСЛАВНОЙ ЦЕРКВИ

В начале XVIII века Русская православная церковь подверглась значительному преобразованию. С одной стороны, Петр I видел в церкви полезный инструмент и рассчитывал, что она поможет реализовать его смелые проекты, предоставив денежные и людские ресурсы, а также – по образцу знакомых ему протестантских церквей Швеции и Пруссии – проповедовать среди своей паствы лояльность государству, образовывать верующих, заботиться об улучшении нравственности священников. Состояние церкви в то время во многом не устраивало его: он отрицательно относился к монахам и земельным