владениям церкви, считая, что от тех и других нет никакой пользы, и находил неприемлемым полное отсутствие семинарий и приходских школ – потому что чиновникам, которые требовались ему, негде было получать образование.

С другой стороны, церковь как институт сталкивалась с внутренними вызовами. Старообрядцы увели из нее тысячи верующих, возникали и другие секты, бродячие проповедники говорили о наступлении конца времен, недовольные властями монахи распространяли сектантские настроения, на громких процессах о «воровстве» (Тверитинова, Талицкого) звучали обвинения в колдовстве или еретичестве. К счастью, у церкви имелись активные деятели из числа духовенства, получившие образование на Украине и способные дать ответ на вызовы того времени – политические, идеологические и связанные с пастырскими обязанностями священников. Петр собрал вокруг себя группу видных епископов, приступивших к реформированию и укреплению православия.

Среди них были Димитрий Ростовский (в миру Даниил Туптало), Иоасаф Кроковский, Лазарь Баранович и самые известные – Стефан Яворский и Феофан Прокопович. Получив образование в Киеве (Киево-Могилянская академия), Чернигове или Львове – городах, где господствовало реформированное украинское православие, – они принесли оттуда новые идеи, стили и институциональные модели. Многое было сказано о двух группах, которые якобы существовали в их среде, – одни симпатизировали католичеству, другие – протестантизму, – но резких границ проводить не следует. Эти деятели с осторожностью применяли принципы, взятые у всех современных им течений в христианстве, для нужд православия: каждое течение давало что-нибудь для оправдания тех или иных сторон петровской религиозной реформы. Стефан Яворский, к примеру, упорно отстаивал независимость церкви от государства и в связи с этим был сторонником патриаршества; кроме того, он защищал те аспекты православия, которые обычно критиковались протестантами (иконы, таинства). Эта позиция была обусловлена не только опытом учебы в польских иезуитских коллегиях – Яворский также наблюдал за попытками преобразовать украинское православие в ответ на вызовы со стороны протестантизма и католической Контрреформации. Называть этот подход «филокатолическим» – значит давать ему слишком узкую трактовку.

То же самое можно сказать о Феофане Прокоповиче, который, как считается, сочувствовал протестантизму и который был приглашен в Петербург в 1716 году. Он действительно испытал влияние трудов Лютера, когда учился во Львове, Кракове и Риме (отчасти из-за неприятия католических аспектов учебной программы в римской иезуитской коллегии святого Афанасия). Будучи ректором Киево-Могилянской академии, он прибавил к иезуитским принципам элементы протестантской теологии (оправдание верой, эсхатология), считая их дополнением к православному вероучению, ввел изучение трудов Галилея, Коперника, Браге.

Хороший пример того, как эти деятели обогатили русское православие благодаря своему знакомству с современным им христианством и новыми интеллектуальными тенденциями, – катехизисы, созданные при Петре I. Катехизис Петра Могилы стал основным в России с 1684 года, но был слишком схоластичным, дидактичным и обширным и подходил скорее для священнослужителей, чем для рядовых верующих. Около 1718 года Феофан Прокопович выпустил учебник с катехизисом, частично основанным на Большом катехизисе Мартина Лютера; в нем подчеркивались те стороны православия, которые соответствовали популярной тогда тенденции к построению полицейского государства. Это было решительное заявление о верности церкви, государству и Богу-Отцу; Прокопович осуждал суеверия, магию и отступления от веры. К 1740-м годам учебник с катехизисом Прокоповича стал основным пособием такого рода в семинариях и в течение XVIII века выдержал шестнадцать изданий. Между тем ростовский митрополит Димитрий, также получивший образование на Украине, написал катехизис для своей религиозной школы (примерно 1702–1709 годы); как и катехизис Прокоповича, он сделался популярным к середине столетия и до его конца переиздавался несколько раз. Димитрий Ростовский делает упор на другие стороны православной веры по сравнению с Прокоповичем; как отмечает Маркер, Прокопович акцентирует внимание на духовной и светской власти, Димитрий же – на вероучительных вопросах, уделяя внимание прежде всего Евангелиям, воплощению Бога, искуплению, прощению и особенно заступничеству Богоматери. Оба катехизиса являются современными по стилю (для той эпохи), ни один не уклоняется в католичество или протестантизм, хотя элементы того и другого используются для обогащения православного вероучения и обрядовой практики. Позднее церковные историки пренебрежительно отзывались о церкви петровского времени и обо всем историческом опыте православия в XVIII веке, считая их чуждыми православной традиции. И однако эти образованные епископы модернизировали и оживили православную веру, предприняв кампанию по конфессионализации с опорой на внутренние ресурсы православия.

Если ученых епископов волновали вопросы, связанные с пастырским попечением, то для государства церковь была по преимуществу орудием. После смерти патриарха Адриана (1700) Петр не стал назначать нового. Некоторые реформы этого периода были нацелены только на увеличение государственных доходов: в 1701 году воссоздается Монастырский приказ; вводятся подати для ранее свободного от них духовенства (до 1722 года); со значительной части монастырского и епархиального имущества решено взимать особые налоги (хотя формально церковные земли пока что не подвергаются конфискации). Самое же главное – в 1722 году церковь получила новую организационную структуру, что, по мнению Петра и некоторых его сподвижников из числа духовных лиц, должно было позволить ей лучше справляться с окормлением паствы. Эту реформу провели в соответствии с воззрениями Феофана Прокоповича.

Прокопович в своих трудах опирался на теорию общественного договора, идущую от Гуго Гроция, чтобы оправдать передачу престола по назначению монарха («Правда воли монаршей», 1722), а в «Духовном регламенте» (1721), как утверждают некоторые, отдал дань протестантской коллегиальности. Документ отмечен влиянием консисторского принципа церковной организации в его прусском и шведском вариантах, но соблюдает православную традицию церковной автономии. Первоначально Петр I намеревался сделать церковь одним из институтов внутри светского государства, на правах коллегии, но Прокопович убедил его, что ей необходимы более высокий статус и автономия. По его предложению, высший орган управления церковью – 12 епископов и стоящий над ними обер-прокурор, светское лицо – был поставлен над коллегиями и получил название Святейшего правительствующего синода. Реформа 1722 года официально закрепила фактическое упразднение патриаршества, но Прокопович настаивал на том, чтобы Синод по своему статусу стоял наравне с Сенатом. В «Духовном регламенте» упор делается на пасторскую роль церкви и перечисляются цели реформы, которые обсуждались с XVI века: регулирование жизни монахов, осуждение народных верований, отклоняющихся от официального православия, а также сложившегося обращения с мощами и иконами. Прокопович ввел новые практики, выработанные европейскими церквями в процессе конфессионализации: создание семинарий и школ для мирян, ведение священниками записей и отправка ими отчетов о присутствии прихожан на основных церковных праздниках и приобщении их к таинствам. Широко известен тот факт, что, согласно «Регламенту», священники обязаны были докладывать обо всех противоправительственных признаниях, услышанных на исповеди, но к концу столетия эта обязанность фактически отпала: приходские священники оказались в этом смысле ненадежными, и данную функцию мог выполнять усовершенствованный к