в соответствии со своим общественным статусом, полученным при рождении (правда, в этот период духовные лица освобождались от военной службы). Как правило, при мечети имелась начальная школа, в большинстве регионов существовали также школы второй ступени – медресе.

Религиозное знание и религиозный авторитет в исламе не исходят из какого-либо центра. Все мусульманские дети, даже девочки, в идеале должны были уметь читать и знать основы Корана; имамы выделялись лишь своим благочестием и своей ученостью, а не особыми тайными знаниями или специальной подготовкой. Учителя в медресе пользовались уважением членов общины. Имелись также ахунды, знатоки шариатского права, известные в том или ином регионе. При мечети мог состоять муэдзин, аналог диакона в христианстве: он помогал имаму и также был сведущ в теории и практике ислама. В принципе, каждая община следовала указаниям своих духовных лидеров, навести единообразие в исламе никто не пытался, тем более что это было нереалистично. Мусульманские общины нельзя сравнивать с приходами – они пользовались самостоятельностью, среди имамов не существовало иерархии, своих епископов и архиепископов.

Даже среди кочевников-казахов ислам успешно распространялся, порождая особые местные институты. Духовное руководство вместо имамов осуществляли «священные» кланы, религиозное образование часто давали татарские учителя из Казани во время зимнего выпаса скота. Мусульмане в России создали так называемый исламский дискурс благодаря базовому религиозному образованию, которое получали члены общины; связь с остальным исламским миром поддерживалась через местные святилища, разбросанные по всем землям, где обитали мусульмане. Самые состоятельные совершали традиционный хадж в Мекку и Медину.

Таким образом, российские власти, создавая мусульманские духовные собрания в Крыму и на Урале с целью ввести упорядоченные административные и религиозные структуры, шли против установившегося порядка вещей. Ахунды ошибочно считались специалистами по праву, аналогом благочинных в православии; муфтиев наделяли полномочиями для закрепления единообразного вероучения, невзирая на плюрализм, характерный для исламской традиции; наконец, несмотря на многообразие источников религиозного образования и религиозной власти, правительство пыталось отыскать некий мусульманский эквивалент христианского духовенства.

Не вполне сумев сделать ислам «понятным» для себя в институциональном отношении, власти при Екатерине II, тем не менее, сформировали структуры, способствовавшие его расцвету в Российской империи. В конце XVIII века мусульмане составляли около 5 % ее населения, проживая на территории от Крыма до Иркутска. Существовало несколько центров распространения исламского учения. Самым старым из них был Крым (и близлежащие территории): в таких городах, как Бахчисарай, Аккерман, Бендеры, Килия, имелись крупные школы и уважаемые учителя. Судя по воспоминаниям принца из династии Гиреев, в середине столетия в Крыму насчитывалось свыше полусотни почитаемых ученых, шейхов и духовных лидеров. Другим центром в XVIII веке стала Казань, где выходили печатные издания (религиозного и светского содержания) и готовились исламские богословы для всей России. С 1740-х годов исламское образование также давали в Каргалах близ Оренбурга, здесь было четыре мечети и несколько религиозных школ. В 1803 году Духовное собрание, вместе с высшими органами других нехристианских религий, было подчинено Синоду, а в 1832 году, с усилением контроля в религиозной сфере при Николае I – Департаменту духовных дел иностранных исповеданий Министерства внутренних дел.

БУДДИЗМ

В конце XVII века ламаизм (тибетский буддизм, махаяна) быстро распространялся среди двух народов расширявшейся русской империи – калмыков, обитавших в прикаспийских степях, и бурятов, проживавших вокруг Байкала. Буддизм легко обогащался элементами традиционного для них шаманизма; его проповедовали монахи, учившие новообращенных чтению священных текстов. В восточной Сибири вырастали монастыри (одиннадцать к концу XVIII века) и храмы. К 1831 году половина бурятов исповедовали буддизм, прочие оставались анимистами.

Тем не менее, эти народы все больше подпадали под контроль российских властей: казаки начали проникать в бурятские земли с 1640-х годов, калмыки были постепенно подчинены в течение XVII–XVIII веков. Как уже говорилось в главе 4, в 1771 году большинство калмыков переселилось в джунгарские степи к северу от Китая. Оставшиеся оказались под властью России, и основные проблемы с буддистами возникали в Бурятии (рис. 19.1), граничившей с буддистской Монголией и с Китаем, в 1720 году захватившим Тибет, духовный центр ламаистов.

Рис. 19.1. Собор Преображения Господня в Посольском, Бурятия (XVIII век). Наличие ступ и других буддистских мотивов, вероятно, объясняется работой строителей-бурят. Фото Уильяма Брамфилда

Перспектива установления политических отношений между бурятами и их единоверцами в Монголии, Китае и Тибете вызывала у российских властей такое же беспокойство, как и в случае с мусульманами. В 1720-х годах они попытались ограничить число новых лам, прибывающих к бурятам, но затем, при Елизавете, смягчили позицию: было разрешено принимать новых лам и строить новые храмы, исходя из того, что обращение местных шаманистов в буддизм способствует поддержанию стабильности. При Екатерине (1764) было решено создать буддистскую иерархию во главе с Бандидо Хамбо-ламой, который, как предполагалось, будет независим от Тибета и подчинен России. Православная церковь, использовавшая обычное сочетание материальных стимулов и насилия, не имела успеха среди калмыков и бурят. Лишь в 1830-е годы государство начало сдерживать распространение буддизма и более настойчиво занялось обращением в православие.

Стоит упомянуть и о попытках насильственного крещения анимистов Восточной и Западной Сибири в 1780–1790-х годах, когда увеличился поток русских переселенцев в эти края. Православие принимали целые народы: в 1780-е годы – остяки (ханты), вогулы (манси) и якуты, в 1790-е – алеуты, камчадалы, юкагиры, проживавшие на побережье Тихого океана или поблизости от него. По оценке Кабузана, доля анимистов в населении Сибири сократилась за вторую половину столетия с 30 до 20 %.

ЛЮТЕРАНСТВО

Протестанты в конце XVIII века составляли около 5,5 % населения империи, и в большинстве своем это были лютеране. Немцы-лютеране – солдаты-наемники, инженеры, купцы, различные специалисты – селились в городах Центральной России с XVI века и пользовались свободой отправления культа. Часто они жили в отдельных предместьях (в Москве с середины XVII века – в Немецкой слободе, в обязательном порядке). Это была процветающая община с собственной лютеранской церковью, органом самоуправления, судами, другими общественными институтами. В 1702 году Петр I особым указом гарантировал лютеранам религиозную свободу – в это время он приглашал из Европы офицеров, инженеров, торговцев, и кроме того, Россия недавно заняла часть шведской Карелии, населенную финнами-лютеранами. После присоединения Эстляндии и Лифляндии всем неправославным была дарована свобода вероисповедания, закрепленная Ништадтским миром (1721).

Обращение с лютеранами Прибалтики служит хорошим примером конфессиональной политики империи в этом столетии. Государство предпочитало иметь дело с устоявшимися религиями, предполагая, что они соотносятся с целыми этническими или культурными сообществами; государственная политика была направлена на коллектив, а не личность – право человека на выбор иной религии, кроме данной от рождения, не