выглядел привычно, здесь можно было посещать аристократические салоны и балы, как дома (о чем пишет Джон Паркинсон, наставник юного Эдуарда Уилбрахама-Бутла во время Гран-тура 1792–1794 годов). То был интернациональный город со значительными европейскими и азиатскими общинами. Здесь имелись немецкая, финская, английская, шведская, польская и армянская церкви; при Екатерине в Петербурге стала издаваться газета на немецком языке, появились немецко- и англоязычные театры.

Наконец, Комиссия о каменном строении определила облик городов по всей стране. Со времен Петра I российские монархи сознавали важность упорядочения городской застройки, хотя бы только ради борьбы с пожарами. По приказу Петра, отстроенные после пожара города должны были обладать более широкими и прямыми, чем прежде, улицами, каменными домами с черепичными крышами – так было удобнее и безопаснее. Екатерина хотела, чтобы русские города служили отражением просвещенческих ценностей – рационализма, нравственности, цивилизованности. Пожары дали ей возможность реализовать свои планы уже в самом начале царствования.

После того как огонь опустошил Тверь (1763), только что созданная Комиссия о каменном строении Санкт-Петербурга и Москвы решила применить свои правила ко всем городам империи и, отталкиваясь от планов восстановления Твери, разработала типовой планировочный документ, предусматривавший уничтожение характерной для Средневековья радиально-кольцевой сетки улиц; то же самое делалось тогда в Европе. Предлагалось срывать стены, создавать на их месте широкие бульвары, прокладывать улицы, проходящие через весь город. Некоторые кварталы предместий, особенно с деревянной застройкой, предназначались к сносу, чтобы открыть вид на важнейший ориентир города (часто им был средневековый собор). Рядом с последним разбивалась площадь, соединенная с другой площадью, где стояли присутственные места и гостиный двор. Там, где возможно, создавались предместья для зажиточных граждан или знати, выделявшиеся в архитектурном отношении. Планировалось, что центр будет плотно застроен впечатляющими общественными зданиями и храмами, а на новопроложенных городских артериях богатые купцы и дворяне, живущие в отведенных им предместьях, станут воздвигать двухэтажные особняки в единообразном стиле (после сноса принадлежавших им старых домов). За пределами центра, в одноэтажных деревянных домах, должны были селиться менее состоятельные горожане; фабрики – источники отходов, – конюшни, кладбища и тому подобные объекты выносились на окраины города.

Рис. 18.1. Переустройство Ярославля привело к созданию открытого пространства, позволявшего как следует оценить красоту церкви Илии Пророка XVII века; фрески внутри нее выполнены в относительно реалистичном, по сравнению с иконописной манерой, стиле, выдавая влияние европейских книжных иллюстраций и предметов искусства. Фото Джека Коллманна

План Комиссии по созданию предместий, населенных представителями одной социальной группы, не был реализован, но многие города подверглись преобразованию согласно ее проектам – например, Тверь, где появились неоклассический дворец и церковь Вознесения. Воплощением екатерининских идей стал Ярославль с прекрасным парком для прогулок на возвышенном берегу Волги и обширной площадью с видом на церковь Илии Пророка XVII века (рис. 18.1). Если планы переустройства города воплощались в жизнь после крупного пожара, процесс был относительно упорядоченным; если же основой было повеление свыше, начинались бесконечные проволочки и иски об отъеме собственности. Многие города были перепланированы лишь частично – из-за нехватки средств и недостаточной заинтересованности властей; к примеру, дмитровский воевода в 1782 году получил план, предусматривавший образование регулярной уличной сетки в средневековом центре города, но к работам приступили лишь в 1790 году, когда на этом решительно настоял новый генерал-губернатор провинции. Так или иначе, планы разрабатывались и в той или иной мере воплощались – для обеих столиц и остальных 416 городов страны.

КУПЕЧЕСКАЯ КУЛЬТУРА

Как уже говорилось, московские купцы немало страдали от конкуренции со стороны государственных крестьян и крепостных, дворян и иностранцев. Они так и не смогли сравняться по богатству и статусу с европейскими торговцами и финансистами. Многие обличали русских купцов за отсталость, неграмотность, неразборчивость в средствах. Иностранные путешественники, такие как британский посланник Джайлз Флетчер в XVI веке и немецкий ученый Адам Олеарий в XVII веке, способствовали закреплению стереотипа о нечестности русских в торговле; дворяне в XVIII столетии смотрели на купцов свысока, считая их недостаточно культурными. Но Элис Виртшафтер убедительно показывает, что в России раннего Нового времени буржуазия не столько отсутствовала, сколько была «нерешительной и плохо очерченной». Заниматься торговлей мог каждый – дворяне, крестьяне, разночинцы; типичным отражением этого несоблюдения социальных границ является тот факт, что в 1785 году Екатерина II попыталась дать законодательное определение буржуазному сословию и одновременно открыла доступ к торговле для новых социальных групп.

Стандартный образ русского купечества как изжившего себя, отсталого класса следует отбросить. Слабость его заключалась не в личных качествах купцов, а в отсутствии нужной инфраструктуры – законодательства, регулирующего контракты, собственность и банкротство, страхование, банковское дело и кредит, системы связи. При этом купцы могли отстаивать в словесном суде свои права, связанные с векселями, контрактами, в меньшей степени – с банкротствами, что позволяло вести крупномасштабную торговлю. Часто на этом пути их ждал успех. В сказках и пословицах того времени купцы изображаются честными и трудолюбивыми, возможно, пронырливыми, но не мошенниками. Купец – один из главных персонажей народных сказок XVIII века. Возьмем одну из них, типичную, с сюжетом, распространенным в мировой литературе: верная жена купца Карпа Сутулова отвергает бесчестных ухажеров, пока ее муж находится в отлучке по торговым делам, совершая выгодные сделки. В русских пословицах превозносится умение торговать: «Был бы ум, будет и рубль; не будет ума, не будет и рубля». Купеческая культура отличалась от дворянской; купцы получали не теоретическое, а практическое образование, занимаясь своим делом, и одевались скромно. При заказе портретов они отдавали предпочтение «плоскому стилю» (Дэвид Рэнсел) – почти двухмерным изображениям, представая в одежде черного цвета, с бородой и простой стрижкой (по контрасту с пудреными париками и шелковыми одеяниями с орденами на портретах дворян, выполненных в академическом стиле). Купцы были умны и успешны, предприимчивы и энергичны – и незаменимы для поддержания сложных, бурно развивавшихся торговых сетей, которые существовали в России XVIII века.

Поскольку европейцам было официально запрещено вести розничную торговлю в России, а держать оптовые предприятия они могли лишь в немногих крупных городах, им требовались местные контрагенты. Те, кто достиг преуспеяния, гордились своим родным городом, поддерживали существовавшие там культурные учреждения, участвовали в общественной жизни. По словам Элис Виртшафтер, купцы тесно сотрудничали с государством, отстаивая свои интересы и участвуя в проведении реформ. В конце XVIII века деловые люди, проживавшие в губернских и уездных городах, вместе с дворянами создавали театры, устраивали салоны, давали балы. В московском Купеческом клубе (позднее – Московское купеческое собрание) шло оживленное социальное и политическое взаимодействие. Как считает Роберт Джонс, русских купцов вполне