к крещению, чем уроженцы великорусских областей. Рикарда Вульпиус напоминает еще о двух обстоятельствах: Петр I, а затем Анна Иоанновна и Елизавета опасались, что усилия иезуитов по обращению в католичество в землях, граничивших с Китаем, приведут к поглощению им этих территорий; внутри же страны европеизация по-петровски требовала включения подданных, исповедовавших анимизм – и, в меньшей степени, остальных неправославных, – в состав более культурных, цивилизованных религиозных общин. Можно добавить сюда прагматические соображения экономического и социального порядка: насильственное обращение происходило там, где наблюдался приток русского населения и усиливался контроль со стороны российских властей (Среднее Поволжье, окрестности старых сибирских острогов). Все это, несомненно, играло свою роль.

С 1680-х годов и до конца первой четверти XVIII века по Среднему Поволжью, Башкирии, калмыцким землям прокатились две волны обращения в православие: в первом случае крещение было принудительным и, более того, насильственным, во время второй волны (1720-е годы) средствами служили религиозное образование и проповедь. Землевладельцев заставляли креститься под угрозой лишения собственности и перевода в крестьяне. Одновременно насильственное крещение совершалось над тысячами анимистов (остяками, вогулами) в Сибири и мусульманами-татарами; в 1720-х годах тобольский архиепископ с особым усердием крестил местных жителей, мусульман и немусульман, и приказал снести 25 мечетей в одном только Тобольске, что вызвало недовольство в Сибирском приказе. Между тем восстания башкир на Южном Урале (1681–1683, 1704–1711) предотвратили принятие наиболее жестких мер. Так или иначе, как замечает Майкл Ходарковский, христианизация «шла небыстро» и, как правило, была поверхностной.

Православная церковь действовала в этом отношении неэффективно, так и не создав, в отличие от католиков, протестантов или буддистов, миссионерских обществ, состоявших из священников или монахов. Она не тратила ни сил, ни средств на обучение священнослужителей местным языкам, перевод вероучительных и богослужебных текстов, устройство школ, монастырей, приходов. Обращение всегда совершалось совместными усилиями церкви и государства, обычно при помощи материальных стимулов или силы, а не путем терпеливого проповедничества и внушения новокрещеным понятия о вере. Тем не менее, в 1740-х годах государство вновь предприняло кампании по обращению в этих же землях, чтобы ускорить их ассимиляцию. Башкирское восстание 1735–1740 годов, во время которого русские войска уничтожили 12–14 % всего башкирского населения и разрушили множество мечетей, побудило власти действовать более настойчиво. В 1740 году была создана Контора новокрещенских дел (Новокрещенская контора), целью которой было обращать в православие жителей Среднего и Нижнего Поволжья и Урала, особенно тех, кто исповедовал анимизм и ислам. Контора прибегала к материальным стимулам (освобождение на три года от подушной подати и рекрутской повинности) и насильственным действиям (разрушив более 400 из 518 мечетей в Казанской провинции). Ее действия встретили упорное сопротивление, и, несмотря на насильственное обращение приблизительно 400 тысяч представителей финно-угорских народностей и 7 тысяч татар, победа оказалась бесплодной. Православная церковь не дала своим новым членам надлежащего образования и приходской организации. Положение в Башкирии оставалось настолько неустойчивым, что местный губернатор не допустил туда сотрудников Конторы. После очередного восстания башкир (1756) государство в какой-то мере отступило, разрешив строить в Среднем и Нижнем Поволжье и на Урале новые мечети общинам, где насчитывалось более 200 мужчин. Как бы то ни было, В. М. Кабузан заключает, что прирост числа православных на вышеуказанных землях (Казанская, Нижегородская, Воронежская и Оренбургская губернии) происходил в основном за счет анимистов. Мусульмане же оказывали сопротивление, доля их в общей численности населения (около 12 %) не менялась на протяжении первой половины столетия.

Указ «О терпимости всех вероисповеданий» (1773), нацеленный именно на мусульман, предусматривал закрытие Новокрещенской конторы и провозглашал терпимость в отношении всех вероисповеданий; под действие его не попадали атеисты, вольнодумцы и еретики. Изданный в то время, когда Екатерина была занята покорением Крыма и причерноморских степей, он разрешал неограниченное строительство мечетей и свободу отправления культа для мусульман. Как указывает Роберт Крюс, вслед за этим Екатерина II приступила к реорганизации исламских религиозных институтов в Крыму и Среднем Поволжье, чтобы добиться от мусульман лояльности к царской власти. В 1784 году Россия установила контроль над духовенством Крыма (муфтиями и низшими духовными чинами), назначив на должности лиц, лояльных России, и отдав в их ведение всех мусульман полуострова и Причерноморья. В 1784 году аналогичная структура – Оренбургское магометанское духовное собрание – была создана для мусульман Среднего Поволжья, Сибири и крупнейших городов империи. Несмотря на название, он находилось в Уфе (в Оренбурге – лишь в течение краткого периода 1797–1802 годов). В него входили муфтии и кадии – мусульманские судьи.

Предполагалось, что данные институты будут назначать на местах имамов и учителей и следить за их деятельностью, отдавая предпочтение тем, кто получил образование внутри страны (в Казани и Оренбурге), а не мусульманам из-за рубежа, чья лояльность вызывала сомнения. Духовенство на местах должно было следить за религиозным образованием, разрешать конфликты, касавшиеся браков и разводов, и (самая чувствительная область) давать правильное толкование религиозных правил там, где существовало несколько интерпретаций – нередкий случай для ислама с его отсутствием центральной духовной власти. Оренбургские губернские власти наблюдали за деятельностью собрания. Первый муфтий, Мухаммеджан Хусаинов, был опытным политиком и верным слугой императрицы; он потребовал и получил от русских властей разнообразные льготы и привилегии, включая высокое жалованье и право на владение землей. Хусаинов возглавлял дипломатические миссии, направлявшиеся к сопредельным мусульманским народам (казахам, кабардинцам), подавлял оппозицию со стороны местного исламского духовенства, у которого новая структура вызывала беспокойство. После смерти Хусаинова российские власти постарались, чтобы муфтии не получали такой огромной власти. При Екатерине II государство покровительствовало своим мусульманским подданным: предоставляло средства на строительство некоторых мечетей в Среднем Поволжье, на Урале и в Сибири, платило жалованье не только муфтиям, но и другим мусульманским должностным лицам, наблюдало за постройкой мусульманских школ, издавало Коран и книги религиозного содержания в русских и татарских переводах, не давало православной церкви разворачивать миссионерскую деятельность среди мусульманского населения. Эта политика не менялась до 1820-х годов.

Фактически Екатерина создавала для своих мусульманских подданных иерархию духовных лиц и некое подобие приходской системы, не существовавшие до этого. В обычных условиях ислам не является иерархической религией, мусульмане создают самоорганизацию на местах, не испытывая необходимости в высшей духовной власти. Мечеть во главе с имамом служит центром жизни общины, строится и поддерживается на ее деньги; и хотя исламскому миру известен так называемый вакф – имущество, передаваемое на религиозные цели, – он не был распространен в России до конца XIX века, так как подобная собственность не освобождалась от налогов. Имама выбирала и содержала община. Взятые вместе имамы (улема) не образовывали особой социальной группы, сравнимой с православным духовенством: каждый платил налоги