МХТ для руко­водства — вместе с Немировичем-Данченко—литературной частью театра (см. письмо С. Т. Морозова к Чехову от 28 января 1902 г.— ЛБ).

Литературные вопросы занимают заметное место й л последующих письмах Мейер­хольда к Чехову. То он обращается с Просьбой Дать отзыв о своем переводе пьесы Гауптмана «Перед восходом солнца», зная любовь Чехова к Гауптману как драма­тургу, то приводит стихи Поля Фора, то обещает прислать новую пьесу Ппшбышевского «Снег», переведенную его другом А. М. Ремизовым [120]. Со всем этим он обращается к Чехову, веря в его поэтическое чутье и Хороший вкус. Отсутствие в нашем распо­ряжении ответных писем Чехова с откликами на литературные вопросы, в частности с отзывом о переводе первой пьесы Гауптмана,— один из существенных пробелов в эпистолярном наследии писателя.

Любовь к литературе была той чертой, которой Мейерхольд мог особенно импо­нировать Чехову. Для Чехова он был не только актер, но и человек, с которым можно беседовать о литературе, который и сам к тому же обладает незаурядными литератур­ными способностями. «Пишет он хорошо, даже талантливо отчасти и лучше, чем писал раньше. Ему бы следовало сотрудничать в газете»,— таково было впечатление Чехова по получении письма Мейерхольда в конце декабря 1901 г. (письмо к О. Л. Книппер от 31 декабря 1901 г.; цит. по автографу.— ЛБ). Словно следуя совету Чехова (безус­ловно, переданному ему Ольгой Леонардовной), Мейерхольд меньше чем через пол­года успешно дебютирует в московской газете «Курьер» со своими впечатлениями об итальянской жизни («Милан. Миланская жизнь. Народный университет. Артисти­ческая биржа. Корреспонденция „Курьера"».—«Курьер», 1902, № 144, от 26 мая). Литературное дарование Мейерхольда сказалось и в его переводах, и, особенно, в его многочисленных работах по вопросам театра.

Но не только как к литературному авторитету и не только за консультациями обращается Мейерхольд в письмах к Чехову. Для него, как и для многих других кор­респондентов писателя, Чехов — умный, вдумчивый и благожелательный собеседник, друг, которому можно высказать многое... Жалуясь на свое нездоровье и тяжелый характер, выражая глубокую неудовлетворенность жизнью, Мейерхольд замечает: «Вообще, не понимаю, зачем пишу вам все это. Должно быть, оттого, что вы сумеете прочитать между строк» (письмо от 21 января 1900 г.). Чехов не оставался равнодуш­ным к таким жалобам. Неизвестно, ответил ли он самому Мейерхольду на это письмо,— приближалась встреча в Крыму весной,— но сестре своей он поручил: «Повидайся с Мейерхольдом и убеди его провести все лето где-нибудь южнее Москвы. Лучше всего ему прожить лето в Крыму и на Кавказе. Иначе он истреплет свое здоровье» (XVIII, 333). Тот же совет он передал актеру через О. Л. Книппер (там же, 328).

Выражение нежности и глубокой любви—мотив, характерный для многих писем, обращенных к Чехову,— присуще и письмам Мейерхольда, искренним и лирически взволнованным. Какое большое место занимал Чехов в жизни Мейерхольда, особенно видно из его письма от 18 апреля 1901 г., в котором он пишет о своем мировоззрении и душевном разладе. «...Неужели вы могли подумать, что я забыл вас. Да разве это воз­можно? Я думаю о вас всегда-всегда. Когда читаю вас, когда играю в ваших пьесах, когда задумываюсь над смыслом жизни, когда нахожусь в разладе с окружающим и с самим собой, когда страдаю в одиночестве...». Сам того не зная, Чехов стал для Мейерхольда «богом» («Бледный Мейерхольд своему богу»,— недаром так подписана фотография, подаренная им Чехову).

Среди корреспонденции, получаемой Чеховым из театра, письма Мейерхольда, после писем Немировича-Данченко, Книппер и Станиславского, были наиболее со­держательными. В письмах А. Л. Вишневского живое описание театральной жизни часто снижалось мелкостью комментариев их автора, упоенного своими актерскими успехами; письма А. А. Санина и других актеров были слишком редки и случайны. С большинством же актеров Чехов не переписывался.

Первое же письмо (от 29 сентября 1899 г.), сообщающее о начале работы над «Оди­нокими», вводит Чех;ова в кипучую жизнь театра. Эпизод с несостоявшимся молебном в театре, обстоятельства, при которых были составлены приветствия московскому ге­нерал-губернатору, с одной стороны, и Чехову и Гауптману, с другой,— все эти под­робности, о которых умолчали другие корреспонденты писателя, вводили его в москов­скую обстановку, живо рисовали ему воодушевление актеров накануне открытия второго сезона. Начиная с фразы в этом письме: «Мы вас ждем к первому представлению „Дядя Вани"»,— в письмах Мейерхольда сильно чувствуется ожидание приезда Чехова в Москву, ставшее почти постоянным для всего шестилетнего общения театра с драматургом. Подхватив слух, что в декабре 1899 г. Чехов собирается в Москву, Мейерхольд радуется и зовет его от имени всех актеров и читателей, любящих его талант: «Приезжайте скорее! Не бойтесь холода. Знайте, что любовь к вам бесчислен­ных ваших почитателей согреет вас не только в Москве, но и на северном полюсе» (письмо от 23 октября 1899 г.). Или, цитируя Сорина: «Приезжайте „и все. Ну, что, право..."» (письмо от 1 октября 1900 г.).

Особенно интересны для Чехова в письмах Мейерхольда должны были быть опи­сания репетиций и постановок его пьес. Мейерхольд, побывавший на первой генераль­ной репетиции «Дяди Вани», поспешил сообщить ему свои впечатления. Из писем Немировича-Данченко и Книппер Чехов знал о трудностях работы над пьесой, о спорах относительно образов Астрова и Елены Андреевны, о «соринках», которые приходилось постепенно удалять из спектакля. Мейерхольд же, не участвовавший в спектакле и мало знакомый с подготовительными работами, мог смотреть на него как на завершенное уже произведение искусства. Его письмо о «Дяде Ване» было для

Чехова первым отзывом зрителя, притом зрителя, искушенного в режиссерских вопро­сах. Помня замечания Чехова на репетициях «Чайки», Мейерхольд в новой постановке театра подчеркивает художественную меру, отсутствие ненужных внешних деталей «Рампа (обстановка) не заслоняет собою картины,— как бы предупреждает Мейер хольд возможное недовольство Чехова.— Идейная существенная сторона последней не только бережно сохранена, т. е. не завалена ненужными внешними деталями, но даже как-то ловко отчеканена» (письмо от 23 октября 1899 г.). Интересны в письме и характеристики отдельных исполнителей, и замечание о равновесии двух режиссер­ских начал в спектакле. Это письмо раскрывает конкретный смысл известной высокой оценки спектакля «Дядя Ваня», данной Мейерхольдом, навсегда сохранившим воспо­минания о нем, как об одной из лучших работ Художественного театра (см. Н. Д. Волков. Мейерхольд, т. I, М., 1929, стр. 129).

Перед началом следующего, третьего сезона Художественного театра Мейерхольд, сообщая о новой работе театра — постановке «Снегурочки» Островского, восхи­щается ею, передает восторги Горького и зовет Чехова на премьеру «этой прелести» (письма от 18 августа и 4 сентября 1900 г.). О необыкновенной красочности спектакля писали и Горький, и Книппер, и М. П. Чехова, о присутствии которой