С этого места на несколько сотен километров расходится широкий слоистый пояс раздробленных вулканических скал».

Планетохимики дали заключение, что, хотя энергетическая ценность базальта и родственных ему минералов значительно уступает ценности тяжелых земных элементов, которые до сего времени служили нам горючим, простота добычи и транспортировки в значительной степени компенсирует эту разницу. Было решено, что «Гея» на пять-шесть дней ляжет в дрейф над указанной территорией и грузовые ракеты тем временем наполнят ее резервуары размельченными минералами.

Всю ночь в лабораториях анализировали фотоматериалы, привезенные Аметой. «Гея» дрейфовала на высоте около 200 километров, что далеко за пределами разреженной атмосферы. Выйдя утром на палубу, я стал свидетелем необычайно красивого зрелища. Наш корабль как раз выплывал из конуса тени, которую отбрасывало ночное полушарие планеты. Поверх его гигантского полукруга, закрывавшего звездное небо, сверкая, протягивалась кроваво окрашенная полоса; потом из однообразно бурой черноты показался красный край карлика; когда его лучи пронизали атмосферу, она вспыхнула, как озаренная бенгальскими огнями. Кое-где словно бы перекатывались по призрачным коридорам кровавые волны, диск планеты, сколько было видно, окрашивался багрянцем, переходившим в розовый цвет. Это зрелище продолжалось, пока карликовое солнце не поднялось выше, а бегущая ему навстречу «Гея» не оказалась над дневным полушарием планеты.

В двенадцать часов по планетному времени «Гея» легла в дрейф над местом, указанным Аметой, и выслала разведывательную группу тектонистов и планетохимиков. Внизу, затянутые полосами редкого тумана, неясно вырисовывались извилистые горные массивы с самым большим в центре, похожим на гигантский лунный кратер диаметром в четыреста километров. На северо-востоке в стене кратера зияло отверстие, словно много веков назад здесь ударил гигантский молот, вдребезги разбив скалы, обломки которых разметались далеко по пустыне, образовав длинные белесые полосы, лучами расходящиеся во все стороны. Вся эта местность с большой высоты была похожа на морскую звезду, приплюснутую к поверхности шара.

Когда ринувшиеся вниз ракеты скрылись из глаз, мы взялись за бинокли. В поле зрения, постоянно застилаемого красноватыми облаками, появились серебристые искры, приближавшиеся к планете. Первая ракета прочертила пустынную равнину атомным лучом, оставившим за собой раскаленную розовую полосу. Расплавленный песок превратился в стекловидную массу – своеобразную дорожку, на которой могли приземлиться следующие ракеты. Исследователи должны были взять образцы скального грунта и определить места залегания пород с максимальным содержанием тяжелых элементов. Через три часа аналитических работ в полевых условиях они по радио вызвали с аэродромов «Геи» грузовые ракеты с экскаваторами, дробилками и погрузчиками. Разведывательная группа могла бы вернуться на корабль, но она продолжила исследования. Ближе к вечеру ученые попросили астрогаторов выслать в их распоряжение гусеничные тракторы. Пользуясь случаем, я присоединился к экипажу ракеты, которая везла на планету затребованные машины.

Эта ракета, куда более тяжелая, чем пассажирские, на которых пошли разведчики, не могла сесть на дорожке из искусственной стекловидной массы. Пилот Уль Вефа резко затормозил над песчаными холмами, но ракета не успела потерять скорость и врезалась в песок с такой силой, что несколько десятков секунд из-под ее носа поднимались косматые песчаные волны, издававшие адское рычание при соприкосновении с металлом. Едва смолк скрежет тормозов, как наступившую было тишину сменило шипение вихря. За окнами проносились бурые облака.

Мы находились в самой нижней точке чашевидной впадины, окруженной со всех сторон скальным амфитеатром. Ракеты исследователей стояли в километре от нас; вихри песка засыпали их со всех сторон – вокруг ракет уже намело полукруглые песчаные сугробы. Гусеничные тракторы сошли вниз по сходням. Вместе с другими астронавтами я влез на трактор, и мы двинулись к основной площадке.

Я думал, что горы – хотя и чужой планеты – напомнят мне пейзажи Земли времен моей молодости. Там скальные вершины – застывшие, на расстоянии кажущиеся более доступными, – и великое молчание, измеряемое лишь ударами пульса, рождавшими чувство бесконечности – не этой черной и необъятной, притаившейся за тонкой оболочкой планетных атмосфер, а светлой, голубой, земной. Тем временем с верхушки машины, которая содрогалась от рывков мотора и подпрыгивала на ухабах, передо мной открывалось серое, словно засыпанное пеплом, пространство, переходящее в небо грядами тусклых холмов. Позади в тянувшихся за нами клубах пыли мутно тлел красный карлик. Машина, задыхаясь и хрипя от усилий, взобралась на широкую стекловидную полосу, созданную ракетами, перебралась через нее, отчаянно размалывая ее гусеницами, и скатилась по другую сторону в летучий серовато-белый песок типа вулканического туфа. С вершин окрестных холмов срывались песчаные смерчи, мчавшийся песок с шелестом рассыпался по стеклу шлема. Наконец гусеничный трактор остановился около ракеты-базы. Мы спрыгнули, проваливаясь в пыль выше колен скафандров. До ракеты надо было пройти от силы сто метров, но я облился потом, пока преодолел это расстояние. Я брел на свет. Низовой ветер, бивший в ноги, словно подсекавший их, вздымал тучи оранжевой пыли, которая окрашивала разреженный воздух и проникала во все складки скафандра. Ракета стояла на голом обломке скалы, возвышавшемся, как остров, среди подвижных песков. Вокруг простиралась пустыня. Ничто не напоминало здесь очертаний морской звезды, столь ясно различимых с высоты.

В просторной кабине ракеты десяток астронавтов склонились над столом, покрытым картами, фотоснимками и осколками минералов, и что-то обсуждали. Оказывается, их заинтересовали очертания горных массивов, они собирались провести пробное зондирование почвы. Вскоре мы опять влезли в скафандры и пошли к ожидавшим нас гусеничным машинам.

Я взобрался на башенку, чтобы окинуть взглядом пространство, и, едва это сделал, машина дернулась, затем еще сильнее и тронулась с места, отбрасывая назад и по бокам целые гейзеры песка. Двигались медленно, по временам увязая до середины бортов. Эти наклоны, неустанное колыхание и песчаные волны создавали впечатление, будто мы движемся по морю. Контуры гор, проступающие сквозь облака пыли, становились все темнее и выше. Когда расстояние до них достаточно сократилось, я увидел, что мы направляемся к пролому в скальном хребте.

На западе тянулись скальные стены, иссеченные расселинами, вглубь которых проникали языки осыпи. Эта картина естественной эрозии дальше сменялась неописуемым хаосом. Склоны гор были расщеплены на чудовищных размеров ломти; из образовавшихся проломов выступали огромные клубневидные глыбы, словно здесь некогда стекал расплавленный камень и застывал выпуклыми наростами. Отвесные обрывы были оплавлены и отливали фиолетовым блеском. Огромная часть горного массива в этом месте низвергалась до самого дна впадины тремя ужасными, смертельными бросками и вновь поднималась на прежнюю высоту в нескольких километрах отсюда, у рыжей черты горизонта.

Наш караван все чаще сворачивал то в одну, то в другую сторону, обходя полузасыпанные песком базальтовые глыбы; наконец мы остановились: впереди простиралось поле, устланное вцепившимися друг в друга остроугольными камнями, преодолеть которые наши машины не могли. Дальше, во время пешего марша – вернее, восхождения, – я какое-то время сопровождал ученых, но их однообразная работа – зондирование скал ультразвуковыми аппаратами, исследование рентгеном горных пород, взятие проб – продвигалась так медленно, что я вернулся к машинам. Сидя в теплой кабине, мы беседовали с Уль Вефой, пока не заговорило радио: метеотехники «Геи» предупреждали нас о песчаной буре, надвигавшейся вместе с закатом. Надо было собрать изыскателей, которые разбрелись далеко по всей округе. Собрав всех, мы двинулись к базовой ракете. Красное солнце заходило. За несколько секунд облака над нами как бы уплотнились, небо приобрело однообразно-ржавую окраску, напоминавшую коптящее пламя лампы, если смотреть на него сквозь грязное стекло. Кровавый, негреющий диск красного карлика висел в щели между черными вершинами и тучами. Все вокруг тонуло в красноватой сгущавшейся мгле; пурпурные тона переходили в багрово-фиолетовые. Тяжело качающиеся машины с людьми были похожи на чудовищ, вышедших из морских глубин. Когда багряный диск коснулся горизонта, в нем возникло небольшое углубление, словно раскаленный шар расплавил скалы. Но карлик опустился ниже, и эта картина, рожденная оптической иллюзией, исчезла. Еще мгновение багрянец боролся с темнотой, затем погас. И только в том месте, где карлик скрылся за горами, сверкали его протуберанцы, как лениво извивающиеся ярко-красные змеи; наконец исчезли и они. Наступила кромешная тьма, в которой ничего не было видно, словно мы стояли, зажмурившись. Момент заката настиг нас у самого входа в ракету. Мы еще были под впечатлением закатных картин, когда вдалеке послышался нарастающий вой: надвигалась ночь, а вместе с ней и песчаная буря.