временем из них научились изготавливать ткани разных видов. Среди грибов было много ядовитых. Ставились эксперименты по переработке яда в лекарства от местных инфекций. Это оказалось очень кстати, поскольку корректоров медицинских параметров было мало, а сконструировать столь сложный прибор пока не представлялось возможным. Неядовитые богатые белками грибы решено было культивировать, чтобы решить проблему питания, которая уже вот-вот должна была возникнуть, ведь запасы "Молниеносного" истощились. Этим также занимались биохимики.

Как-то раз, посадив в районе экватора лёгкий поисковый шаролёт, Куцый обнаружил в прохладной глубине расщелин странно-знакомые лишайники. Куцый разглядывал их, и в памяти всплывало давнее пребывание на спутнике-складе. Двое помощников Хмурый и Муторный давали ему пробовать подобное растение, только сушёное. Странное было состояние после их приёма… Образцы лишайника Куцый доставил в лабораторию биохимиков. Впоследствии из него изготовили анестезирующий препарат Куцынол.

У озера возле впадающей в него реки быстро строилось поселение. Даниэль настолько полюбил превосходный горнопроходческий комбайн, что чуть ли не ночевал в нём. Инженер быстро научился общению с искуственным интеллектом этого чуда техники. Комбайн, послушный программам Даниэля, резал, как масло, скалы на крупные блоки. Антигравитационный кран доставлял блоки на стройплощадку, поднимал на запрограммированную строителями высоту, укладывал с точностью до милиметра.

Те, кого в далёком будущим назовут Низшими, спроектировали большой комплекс для добычи энергии из постоянных небольших колебаний почвы. Аналогичный комплекс, только меньше, был создан их Предками в самых нижних пещерных горизонтах спутника Ксаф. Потомки построивших этот объект знали лишь, как обслуживать его. Но, как его проектировать и строить? На строительстве тут и там проявлялись тени и силуэты, живо напомнившие Виктору Галле "странное привиденьице" Муари-Ю. Строители и архитекторы отнеслись к теням с уважением, называли Предками, советовались с ними по техническим вопросам. Среди Предков оказался Уаму-Й, бывший проектировщик подпочвенного энергокомплекса. Это было как нельзя более кстати. С его знаниями в короткие сроки сложенная из каменных блоков пирамидальная громада энергокомплекса возвысилась над будущим селением. После установки внутри спецаппаратуры из закромов суперкрейсера, энергокомплекс стал давать необходимое электричество.

Одновременно с энергокомплексом строился водопровод с очистными сооружениями, нарезались широкие базальтовые плиты для дорожного покрытия внутри селения, где шло строительство.

В эту кипучую деятельность никак не вписывались дикари. Покинув, наконец, ангар "Молниеносного", они чувствовали себя маленькими и неприкаянными в пугающе-огромном, чрезмерно просторном мире. Им не находилось места в новой жизни. Делать им было нечего. Язык людей древнего вида они не понимали и понять не старались. Никаких умений не было, кроме умения выслеживать жертв в туннеллях и собирать корм в кормушках Великой Трубы, но в новом мире всё это было невостребовано. Едой их снабжали в достатке, жильё им строили. Им оставалось разве что изготовление браги. Брагой дикари от безделья начали сильно злоупотреблять.

Ещё хуже пришлось семерым бывшим скитальцам дальних туннеллей. Пока была смертельная опасность среди огненных потоков Людопарка и пугающая неизвестность, они вроде бы сделались частью племени. Но жизнь, какая ни есть, постепенно упорядочивалась, страх неизвестности отступал, и скитальцы понемногу опять становились чужаками, "нелюдьми". У них и речь была плохо развита, и вечный страх был существенной частью их сознаний. Даже брагу они не могли пить: брага вызывала в них ощущение неконтролируемой паники. Вдобавок они плохо соображали даже с точки зрения дикарей. Всё миропонимание "нелюдей" свелось теперь к двум вещам. Во первых, их кормят и лечат, они впервые в жизни едят досыта, и впервые у них ничего не болит. Это хорошо. Во вторых, всё вокруг непонятно, чуждо и очень-очень страшно. Это плохо. Всё, что умели скитальцы дальних туннелей – это прятаться от охотников и воровать у них еду, а теперь и этого не требовалось.

Сиуит-Си, поглядев на них, сказала лишь, что у каждого нормального общества есть балласт, и с этим ничего не поделать. Бэаэт нехотя, но всё же согласилась с ней. И лишь Ким старался, как мог, чтобы хоть чуть-чуть придать этим существам облик, сколько-нибудь похожий на человеческий. Но результаты стараний были минимальны. Психотерапевт Куарис-Ш и вовсе считал работу с этой категорией так называемых людей пустой тратой времени. Но как бы то ни было, им, как и всем остальным людям, построили небольшие, но удобные дома из каменных блоков, вырезанных в ближайших скалах. Не жить же им на улице, в самом деле, а жильё при высокой технологии построить не трудозатратно. В домах бывших скитальцев дальних туннелей было тепло, была вода, свет и утилизатор отходов, к которому они уже привыкли. Бывших "нелюдей" расселили по соседству друг с другом, после чего все, кроме Кима, и думать о них забыли. Ким был назначен генеральным директором по социализации диких граждан. На него и свалили все вопросы касательно них.

Как-то под вечер "нелюдь" по кличке Уу, привычно озираясь и прислушиваясь, выполз из своего недавно достроенного дома. Уу чувствовал себя беспокойно в собственном доме: ведь там не было двух выходов, чтобы убежать в случае опасности. Он скучал по своей заветной Пещере Дохлого Психа с тёплой трубой, этаким оазисом среди ледяной тьмы четвёртого уровня. Больше всего "нелюдь" тосковал по своим рисункам на её гладких стенах (где он ещё такую стену найдёт?!). Пещерный художник не знал, и никогда не задавался вопросом, для чего он делал рисунки, которые никто даже не видел, пока в его пещеру не прибыли спасющиеся от огненных потоков люди. Видимо, Уу просто не мог не отражать окружающую действительность. И не только действительность: когда художнику удавалось найти и съесть чёрно-синюю плесень, его посещали абстрактные образы, будто не из этого мира. Их он тоже зарисовывал на стенах Пещеры Дохлого Психа. Всё это наполняло его жизнь смыслом и непередаваемой радостью творчества – единственной радостью в его жизни.

Уу припоминал некоего психа по имени Гху, дружка матери. Этот Гху, вероятно, приходившийся ему отцом, тоже отлично рисовал на стенах туннелей. Давно это было, Уу тогда ещё был мальчишкой при матери. Рисовал Гху там, где была хоть какая-то потолочная лампа; горящий углеродный брусок он считал неподходящим освещением. Уу всегда старался быть рядом с Гху, перенимая приёмы рисования. Это было небезопасно: потолочные лампы были только там, где появлялись охотники. Свет также притягивал голодных психов, готовых проломить голову ради куска мяса. Но до чего же здорово рисовал этот Гху! Даже скитальцы дальних туннелей иногда засматривались. А иной раз даже протягивали художнику в грязной ладони несколько крошек пищевого бруска, которые Гху тут же жадно съедал. Маленький Уу запоминал каждый удачный приём, каждую эффектную линию. Учился воспроизводить