в мимолётной битве Нолдор ещё не осознали произошедшее, и когда крик о победе смолк, Иримэль вдруг бросилась в объятия одного из убийц своих сородичей.

Её губы оказались мягкими и влажными, но в то же время напряжёнными, руки судорожно обхватили шею Тэлуфинвэ, начали с дрожью, рывками двигаться по спине и забираться в волосы, полные слёз сияющие глаза посмотрели с мольбой. Девушка не умела целовать мужчину, поэтому её ласки были странными и забавными. Глупыми.

Оторвавшись от губ младшего Феаноринга, Иримэль улыбнулась.

Улыбнулась. Значит, всё в порядке.

«Нет! — твердило что-то внутри. — Не в порядке. Ты виновен! Виновен в её страхе, её слезах! Ты — один из тех, кто сломал её судьбу! Один из тех, кто виновен в гибели её брата! Ты принёс горе её семье! Виновен! Виновен!»

Но Иримэль улыбалась, и Тэлуфинвэ заставил совесть замолчать.

Всё хорошо.

Губы нолдорского принца принялись целовать заплаканное лицо девушки под грозный аккомпанемент войны:

«Это твой трофей, господин Феанарион! — перекричал стоны раненых чей-то голос. — Заслуженный!»

«Мой герой! Ты защитил меня! Спас меня! Спасибо!» — часто выдыхала Иримэль, вздрагивая всем хрупким телом.

А потом она показала, где на маяке можно провести ночь — лестница вниз, потом направо, первая дверь. Всего один поворот ключа…

***

Иримэль улыбнулась, лёжа в постели поверх алого покрывала, соединив вместе колени. В полумраке каюты эльфийка выглядела невыносимо соблазнительно.

Женские улыбки воспевали менестрели и рисовали художники, воссоздавали скульпторы и украшали рифмой поэты, утверждая, будто каждое лицо неповторимо, поэтому за движением губ можно наблюдать бесконечно. Тэлуфинвэ посмотрел на свой трофей и снова осознал — в улыбке Иримэль нет ничего притягательного настолько, чтобы залюбоваться и забыть, как дышать.

Почему? Да какая разница?

— Можно мне в последний раз полюбоваться на Альквалондэ? — спросила эльфийка, бросая взгляд то на запертую дверь, то на зашторенное окошко.

— Нельзя.

Феанарион прыгнул на кровать, подмяв под себя девушку, резко раздвинув её ноги.

— Для всех нас, — руки эльфа начали поднимать выше и выше лёгкую сорочку Иримэль, оголяя изящное хрупкое тело, — начинается новая жизнь. Забудем прошлое! Пусть оно умрёт вместе с прежними нами, а мы возродимся в объятиях друг друга.

Ответ — улыбка.

Теперь Иримэль не боялась близости, но и не просила её. А тогда, на маяке, эльфийка из Лебяжьей Гавани сама умоляла об уединении в постели.

***

«Я твоя! — улыбалась сквозь слёзы девушка. — Твоя навек! Возьми моё тело!»

Дрожа и двигаясь скованно, словно одеревенев, Иримэль затащила Тэлуфинвэ в небольшую комнату с узкой кроватью и буквально повалила опьяневшего от крови и смерти Нолдо на подушки. Что делать дальше, не знали ни он, ни она, однако герой-победитель не мог себе позволить проиграть сейчас. Понимая, что трофею всё равно страшнее, чем ему, младший Феанарион отстранил от себя девушку и гордо приказал:

«Снимай с меня доспехи! Раздевай меня!»

Иримэль беспомощно взглянула на ремешки, задрожала сильнее прежнего и улыбнулась:

«Я не умею».

«Давай покажу», — сжалился хозяин трофея, взял мокрые холодные ладони эльфийки и стал помогать правильно работать пальцами.

Освободившись от всего лишнего, Тэлуфинвэ ловко сбросил с Иримэль одежду и набросился на хрупкое бархатистое тело, отчаянно целуя и лаская всё, что попадалось рукам и губам. Девушка пыталась подражать его движениям, глаза постепенно перестали быть испуганными, ноги раздвинулись шире.

Страх ушёл и вернулся только один раз, когда Тэлуфинвэ приготовился соединить в одно свою плоть и влажное тёплое лоно Иримэль.

Эльфийка быстро закрыла глаза, открыла, снова сомкнула ресницы, сделала движение бёдрами, давая понять, что ждать смысла нет. И младший принц с удовольствием подчинился.

***

Шёлковая постель в каюте смялась, стала тёплой.

Руки Тэлуфинвэ скользили по нежной белой коже Иримэль, лаская груди, слегка сжимая соски, проникая в ложбинки и оглаживая по кругу ягодицы. Два тела соединились в одно, губы сомкнулись в смелом страстном поцелуе, ритмичные движения, сначала медленные, ускорились, и увлёкшиеся друг другом любовники не заметили, как начала усиливаться качка.

Примечание к части Музыка к эпизоду:

https://vk.com/wall443220075_33812

https://vk.com/audio443220075_456240999_ef21033a62263419e2

Композитор: Евгений Беликов Гнев Уинэн

Клубящиеся чёрные облака собрались в женское лицо, глаза распахнулись и полыхнули белым. С неба сорвались сверкающие стрелы и ударили в воду перед плывущими кораблями, словно приказывая:

— Назад! Поворачивайте или умрёте!

«Тэлери дрогнут!» — подумал Феанаро, смотря с капитанского мостика на своих моряков.

В воду, совсем близко к кораблю лидера Исхода, ударила молния.

— Остановитесь! Или умрёте!

— Я не отступлю! — закричал Феанаро образу в небе. — Я поклялся вечно преследовать своим гневом любого, кто встанет между мной и моим Сокровищем! И теперь это ты, Майэ Уинэн! Я приму бой! Тебе не испугать меня!

Небо полыхнуло, поднялись волны высотой с дом. За сплошной стеной дождя не было видно Гавани, можно было лишь догадываться, каких бед могут натворить эти страшные валуны.

Волна захлестнула корабль, послышались крики. Но Феанаро стоял высоко, до него сквозь стену дождя не долетели даже солёные брызги.

— Именем Создателя Эру Илуватара! — закричал Феанаро Куруфинвэ небесам. — Повторяю я свою Клятву, когда призывал в свидетели моего Слова Владыку Манвэ Сулимо, супругу его Варду Элентари и саму священную твердь горы Таникветиль! — его меч взлетел вверх, направленный на образ среди облаков. — Я клялся вечно преследовать огнём и мечом, своим гневом любого, будь то Вала, Майя, эльф или иное творение Эру, что уже живёт или родится позже, великое или малое, доброе или злое, кое завладеет или попытается завладеть Сильмарилем, будет хранить у себя или станет препятствовать отвоевать мою святыню! Моё детище! И не тебе, раба Улмо, вставать на моём пути!

Вылетевшие из глаз Майэ молнии нанесли удар: одна — в мачту, разбив в щепки флагшток и сорвав знамя, вторая — в воздетый меч. Ослепительно полыхнуло, словно весь мир взорвался в белой вспышке.

— Пламя не победить