там переночевать. В лагере спецназа дали им от ворот поворот. По всей видимости, само наличие спецназовцев в зоне боевых действий очистило территорию от врага, но сообщить об их присутствии никто не удосужился. Руководствуясь устаревшими разведданными, шестеро «дальнюков» закинулись дозой стимуляторов и побрели в путь, тогда как им следовало бы мирно спать в Нячанге. В итоге задание не имело смысла.

То, что случилось дальше, походило скорее не на засаду, а на вероломное заказное убийство. Последние полкилометра колонну возглавлял Джеймс. Ночь была беззвёздной, но тьма была мудра и сама подсказывала ему дорогу. Он следовал её указаниям. Ещё через несколько сотен шагов тьма должна была расступиться, и они достигли бы места, о котором знали, что там можно передохнуть, дождаться рассвета и даже, возможно, попросить, чтобы их оттуда вытащили.

Из-за спины вдруг донеслись три коротких автоматных очереди. Джеймс упал и пополз обратно тем же путём, которым шёл, но через несколько ярдов остановился, потому что именно здесь линия его жизни резко вильнула влево. На него посыпались листья – остальные открыли ответный огонь. По тропе затопали ноги. В гущу деревьев влетела граната, и он вжался лицом в землю. Прогремел взрыв. Он скатился налево, в кусты, следуя за линией жизни, и поискал глазами вспышки на другой стороне тропы. Ничего. Стрельба прекратилась. Стихло чириканье насекомых. Повсюду воцарился мир и покой. Воздух обрёл звенящую глубину. Вся херня была до последней крупицы предана огню.

Так он и крался по-пластунски сквозь бодряще-колючий кустарник, пока не услышал, что по тропе ползёт кто-то из своих, и щёлкнул языком. Услышал стон. Почуял запах дерьма. Стоны переросли в песню, но не навлекли на себя вражеского огня.

– У нас раненый! У нас раненый!

– На тропе! На тропе!

Это был голос Чухана. Джеймс услышал топот ботинок, произвёл три прикрывающих очереди и остановился. Над раненым на корточках сидел мужчина.

– Хватай его за лодыжку! И ходу!

– Ну его нах! Нас же не прикрывает никто!

По тропинке, словно по аллее городского парка, прогулочным шагом приблизился Хохмач.

– Ну всё, отбегался. – Он встал на обочине тропы с автоматом наготове. – Одним засранцем на этом свете меньше, всего-то и делов.

– Херня.

– Я видел каждую вспышку. Ни разу взгляда не опустил.

Чухан сказал раненому:

– Посмотри сюда, посмотри на меня!

– Ничего не вижу, только херню какую-то собачью…

– Бейкерс!

– Кто это?

– Да Чухан это! Я это! Не закрывай глаза!

– Бля, чувак, я уже где-то там… Где-то на том свете…

– Да здесь ты! Ты в порядке!

– Я этого не чувствую… Херня это всё собачья…

– Ты здесь!

– Я не чувствую связи с миром, чувак…

– Кто бросил гранату?

– Я, – сказал Хохмач. – Этот мудак трижды на спуск нажал, а потом укаркал.

– У него глаза пустые. – Чухан склонился к Бейкерсу вплотную, чтобы ощутить дыхание. – Хана ему, – констатировал он. – Полная.

Теперь все пятеро были в сборе. Джеймс снова возглавил колонну, и каждый из оставшихся взялся за руку или за ногу и потащил труп Бейкерса на поляну, расположенную, насколько им было известно, в трехстах метрах по тропе.

– Пометьте биркой его жопу.

– Он поднялся на ноги. Где встал, прямо там и помер.

– А всё-таки нравится мне его поступок, приятель. Он остался самим собой.

– Да ладно?

– Он не зассал, остался на ногах, а не побежал в укрытие, как мелкий пиздюк, – сказал Чухан. Сам он уже рыдал.

С Бейкерсом этим Джеймс был знаком не особенно близко. С благодарностью и любовью принял то, что досталось сегодня именно Бейкерсу, а не кому-нибудь из остальных. Особенно – не ему самому.

– Изловим кого-нибудь из местных поселян и передадим с ним извещение о смерти.

– На хуй этих узкоплёночных! Это всё «зелёные береты». Можешь вообразить себе такую дичь?

– Нет.

– Если бы они впустили нас за свой периметр, этот парень остался бы в живых. Шёл бы сейчас с нами и смеялся.

– Давай вызовем подмогу и вытащим его отсюда.

– Не сейчас.

– Чухан, чувак, все кончено, чувак!

– Да оставь ты эту рацию несчастную в покое!

Чухан громко щёлкнул переключателем.

– Си, сеньор! Больше этого засранца и пальцем не коснусь.

– Кто со мной?

Чухан и Конрад отправились на охоту, а трое других остались с трупом.

– Этот парень погиб потому, что эти уёбки не пустили нас за свой периметр.

– Как увижу в следующий раз в городе «беретника», буду ходить за ним по пятам, пока не удастся заколоть его в спину!

– А давай вызовем огонь по их обосранным задницам!

Джеймс присел на корточки, прислонившись спиной к стволу дерева, и свернул самокрутку с травкой. Лизнув бумагу, почувствовал на пальцах привкус орудийного металла.

Встал, поджёг косяк, а остальные сбились в кучу вокруг него, чтобы скрыть огонёк.

– Слыхали, как он говорил про херню собачью? Он знал. Он знал!

– Спину-то ему один фиг разворотило…

– Повезло ему. А то выпало бы парню жить на электрическом кресле. Это же приговор, чувак. Пыхтишь в трубку – и катишься…

– Не так ведь всё-таки высоко его задело. У него остались бы руки.

– Я бы ни в жизнь в инвалидную коляску не сел. Сразу бы вздёрнулся на крюке под потолком.

Джеймс оставил их и снова прислонился к дереву. Неохота было обсуждать подобные вещи, пока его мозг то раздувало как шар, то постепенно остужало. Он запрокинул голову и уставился в небо. Тьма, ничто, чистейшее ничто, безмолвная россыпь электрических искр. Душа всего и вся.

– Я не верю в это дерьмо, – сказал он.

– У этих «беретников» каждая мелочь расписана по уставу.

– Да они полезного не делают ни хера. Только балду пинают!

– Давай всё-таки вызовем удар по их обосранным задницам!

– Айда ко мне, – позвал Джеймс, и все остальные подошли к нему и присели на корточки вокруг. – Мне нужна китайская граната. Вот как надыбаю себе китайскую гранату, так сразу и расхреначу этих пидорасов в мясо.

– Той же ночью?

– Вот прямо сразу, как надыбаю.

– У Конрада есть одна такая.

– Знаю.

– Давай подпустим им немного дымку. Отправим в расход штук двадцать этих пидорасов!

Среди них беззвучно, как мысль, возник Конрад.

– Вернулись уже?

– Только я один.

– А Чухан где?

– Бабу себе подцепил.

Джеймс встал на ноги:

– Дай-ка мне ту свою ручную гранату.

– Чего?

– Да понял ведь, о чём я говорю. Ну вот ту хреновину китайскую.

– Я её домой увезу.

– Куда это – домой?

– Ну домой, на родину.

– На хуй родину!

– Как сувенир.

– В большой мир с ручной гранатой не пропустят.

– Что ж, сука. Всё равно…

– Я тебе ещё