перед тем, как он навсегда покинул хостел, и они зашли выпить в пивную «Четыре туза», но он обрушил на неё такой мощный поток ругательств, что бармен крикнул Джеймсу, чтобы тот уходил, Стиви же осталась, сказав, что поняла, что́ он хочет до неё донести, что уловила суть его сообщения и отказывается идти куда-либо с мужчиной, который отплатил за её доброту проклятиями и оскорблениями. Когда сильные руки бармена вытолкали Джеймса в ночь, он оглянулся и увидел, как она плачет, покачиваясь в огнях музыкального автомата. Тридцать минут спустя Стиви нашла его перед государственной психиатрической больницей на Двадцать четвертой улице: он стоял и смотрел через решётку ворот на широкие лужайки, которые в свете дуговых ламп лучились равномерно-серебристым волшебным сиянием. К этому времени девушка уже перестала плакать. Она сказала ему, что не может его разлюбить. Он поклялся ей, что найдёт работу.

Джеймс возвратился с войны, имея лишь четыреста долларов наличными. Снял квартиру в фанерном здании под названием «Сюита Роб-Роя» и купил разобранный на части «харлей», который принялся собирать в гостиной и знал, что так и не доведёт дело до конца. Свою соседку через двор, сварливую мужеподобную лесбуху, он откровенно недолюбливал. Было видно, что в своё время она была вполне сексуальной, но всю жизнь ненавидела мужчин. Джеймс не знал, что делать. Чего от него хотели все эти праведные души? По вечерам он, как правило, ходил в бар всего в нескольких кварталах вниз по улице, где почти всегда можно было ввязаться в драку, или цедил портвейн из пластиковых стаканчиков в каких-то забегаловках среди толпы ободранных старых алкашей. Он ждал, когда же начнутся проверки. Когда они начались, купил револьвер Кольта сорок пятого калибра, самый настоящий шестизарядник. Он был почти уверен, что в конце концов застрелит женщину, живущую напротив, но чувствовал, что никакая сила не будет в состоянии его остановить.

Проведя месяц в «Сюите Роб-Роя», он переехал в «Апартаменты „Царственные пальмы“» на Тридцать второй улице на полквартала выше Ван-Бюрен-стрит. Каждое утро садился голым у окна, лишенного каких-либо занавесок, покачивал коленями и наблюдал, как откуда-то появляется невероятно толстый чернокожий парень в цветастой, словно цирковой шатёр, футболке, переходит улицу и открывает мини-маркет «Серкл-Кей» на углу.

Джеймс блуждал по окрестностям, проходил мимо разморенных жарою шлюх на скамейках автобусной остановки, проталкивался мимо старых кошёлок, семенящих мелкими шажками через перекрестки, разглядывал мексиканок на высоких шпильках и в розовых штанах в облипку, которые выглядели будто продажные женщины, но на деле таковыми не являлись.

Вот он сидит на автобусной остановке. Затягивается папиросой «Кул». Сплёвывает между ног. В пальцах он держит горлышко полупинтовой бутылки дешёвой водки «Попов», низко склонив голову под бременем невыносимо давящей бесполезности всех этих миллионов монстров и их игрищ.

Какой-то мужик постарше, сидящий рядом с ним с раскрытой на коленях газетой, щурясь от палящего солнца, вдруг разразился руганью, проклиная людей, что подрывают военную кампанию во Вьетнаме.

– Эти ребята правильное дело делают. Это наши ребята. Они правильное дело делают, – заявил он.

Джеймс почувствовал, что вот сейчас настало самое время стрельнуть сигарету, и прямо сообщил об этом.

– Не курю, – ответил мужик. – Даже кофе не пью. Меня в мормонской семье воспитали. Ага. В мормонской. Но сейчас я в этих вещах разуверился. А знаешь, почему? Потому что это всё разводка одна, вот что.

Джеймс повторил, что хотел бы закурить, но мужик встал и ушёл. Потом подошёл пёс, остановился, посмотрел на него, и Джеймс сказал:

– Ну и морда у тебя, приятель. – Потрепал ему уши и повторил: – Да, приятель, вот это у тебя морда!

Однажды вечером в пивной «Четыре туза» он столкнулся со старшим братом Биллом и старым другом Билла Пэтом Паттерсоном. Паттерсон только что вышел из тюрьмы штата Аризона во Флоренсе, где они и познакомились. Это был стройный молодой человек с прямой осанкой, имеющий такой вид, будто перенёсся сюда прямиком из пятидесятых: волосы зачёсаны в «утиный хвост» по моде рокабилли, короткие рукава засучены выше трицепсов, а воротник поднят торчком. Билл стал объяснять брату особенности тюремной жизни:

– Ты кучкуешься со своими ребятами, а кто-то – со своими, это смотря какого цвета у тебя кожа. Тут дело не в том, что там правильно или неправильно. Тут всё просто – кто рядом, тот и свой. И ты перед ним в долгу.

– Это-то я знаю.

– Да уж я-то знаю, что ты знаешь. Тебе ли не знать! Имелся у тебя опыт как с одного, так и с другого конца ствола.

– Не было такого.

– Да что это я – явно имелся, да притом и не один раз.

– Не было такого. Не было такого.

Билл-младший повертел стакан в руках и нахмурился:

– Чё-то, Джеймс, вроде как коробит меня твоё поведение. – Он откашлялся, убедился, что бармен не смотрит в их сторону, и сплюнул на пол. – Ну типа вот, «Джеймс вернулся в этот мир. А мир – это типа такой здоровенный гнойный прыщ, так что Джеймсу хочется взять да нассать ему, миру этому, на лицо!» Сколько ты ещё собираешься вести себя как мудак?

– Пока что-нибудь меня не переубедит.

Билл осушил стакан, встал и вышел за дверь. Паттерсон сказал Джеймсу:

– Вот тебе задачка: эта пивнушка зовётся «Четыре туза» – то есть типа «Гляди, мужик, вот у меня в колоде четыре туза»? Или это в том смысле четыре туза, что тут есть четыре тёлочки с упругими булками? – Он указал пальцем на барменшу и продолжал: – Вон, гляди, какая цаца, махонькая, молоденькая!

Джеймс согласился, что барменша и впрямь невелика ростом, но заметил, что молодость у неё уже далеко позади. Она укладывала пивные кружки в раковину, стряхивала с них капли и расставляла сушиться на полотенце, а на её мясистых руках подрагивала одрябшая плоть. На это Джеймс и указал своему собутыльнику.

– Так я на руки её и не гляжу, – возразил Паттерсон. – Я гляжу, как она жопкой повиливает.

– Я, наверно, пойду посмотрю, куда там Билл-младший подевался.

– Да на хер тебе этот поц сдался? Всё у него пучком!

Джеймс вышел на тротуар, но Билл действительно куда-то запропастился. По улице прохаживался только какой-то юноша, который приставал к прохожим, пытаясь всучить им рубашку со своего плеча. Джеймс отступил обратно в «Четырёх тузов» и подсел к Паттерсону, а тот спросил, найдётся ли у Джеймса пистолет, и Джеймс ответил, что найдётся.

– Ты у себя там в этом своём Вьетнаме не в «дальнюках» ли служил?

Джеймс сказал, что