Пока Света была в Иркутске я проводил много времени на стройке, а по воскресеньям с Рыхальскм иногда на стадионе смотрели футбол или прогуливались вдоль берега Братского моря; однажды посетили клуб накануне дня рождения Ленина, где перед киносеансом выступил невысокого роста толстенький дяденька, который рассказал, что в молодости работал в Кремле и видел Ленина (своего рода «diluvii testes» – свидетели потопа, т. е. глубокой древности); Володя, посмотрев на его пышущее здоровьем розовое лицо цвета молочного поросёнка, заметил со свойственным ему сарказмом: «Дядя хорошо сохранился, наверное, в Кремле работал поваром» – в этом был весь Рыхальский. Однажды Володя предложил мне поехать в Падун на концерт самодеятельности; в небольшом автобусе-газике разместились участники смотра от коллектива УСБЛПК; мы в ДК смотрели концерт, но в антракте, когда гуляли на улице, Володя попросил меня не заходить в зал, когда он будет исполнять «Реквием» Моцарта, видимо, он стеснялся; пришлось мне побыть одному, а когда ехали домой, я посчитал неприличным спрашивать его о выступлении.

Постепенно, ближе узнав друг друга, мы подружились, ведь и вне работы у нас оказалось много общего; я познакомился с его молодой женой Ритой, которая пока не работала и нянчила недавно родившегося сынишку Андрея; несколько раз был у них дома и обратил внимание на заботливую супругу. Культурный и тактичный Володя был откровенен со мной, доверие между нами росло, мы часто беседовали на разные темы, как говорится, больше всего оживляет беседы не ум, а взаимное доверие; вот вычитал у Шопенгауэра: « Как легко и скоро сказывается в беседе между людьми однородность или разнородность их ума и сердца: она даёт себя знать во всякой малости; если даже разговор касается самых посторонних, самых безразличных вещей, то между лицами, существенно разнородными, почти каждая фраза одного более или менее не по душе другому, а иная прямо возбуждает в нём досаду; люди же однородные тотчас во всём чувствуют известную солидарность, которая при значительной однородности скоро слагается в полную гармонию, даже в унисон». Это был период нашей дружбы, когда мы недавно познакомились и с интересом всматривались друг в друга, одновременно и, узнавая себя в другом и, понимая, насколько всё-таки были непохожими наши натуры; при всём этом характеры были у нас разные: несмотря на внешнее спокойствие, он, когда чем-то возмущался, проявлял свой несколько холерический и иногда необузданный темперамент, но сдерживал его, подавляя волевым усилием; унижения Володя от кого бы то ни было, не терпел, мог и в морду дать, и мне иногда приходилось остужать его взрывной характер, чтобы зря не кипятился – у нас хватало недоброжелателей.

XX

В дружеских отношениях между мною и Рыхальским мы никогда не завидовали друг к другу, ведь давно известно, что настоящая дружба не знает зависти, а самое дорогое для нас – наша искренность и серьёзность; оба были убеждены в правильности выбранного пути и цели, что особенно важно для строителя; это наше убеждение – действительно убеждение, наша вера – действительно вера, которая всё проникает, а «не сидит в доме на чердаке, как заблудшая, чужая кошка». Таким образом, знакомство с Володей не замедлило перерасти в крепкую многолетнюю искреннюю дружбу; я всегда ценил нашу общность взглядов и эстетического воззрения.

Я ждал сообщений из Иркутска о рождении ребёнка и чувствовал по вечерам, что лихорадочное нетерпение снедает меня; через две недели 28 мая на работе получил по телефону от главного диспетчера строительства сообщение о рождении сына Кирюши; из Иркутска был звонок с указанием веса и длины родившегося ребёнка. На участке была общая радость и, конечно,поздравления. Тут же отправили на машине гонцов в ближайший посёлок лесорубов Порожский за спиртным (в комсомольском Братске был сухой закон, а у них нет) и отметили событие. Имя сыну дали сразу, об этом договорились со Светой заранее, а если бы родилась девочка, была бы Машей. В один из дней пошёл к начальству и сказал, что жену с грудным ребёнком я не отправлю на Щитовые; пообещали дать квартиру в новом почти уже готовом доме.

XXI

Монтаж каркаса СКиЩ подходил к завершению и теперь пришла поры возводить фундаменты под опоры большой и протяжённой транспортёрной галереи № 5 от ДПЦ к СКиЩ. Фундаменты были неглубокого заложения, и мы решили, что быстрее и экономичнее будет разрабатывать грунт и готовить котлованы не экскаватором, а бульдозером в паре с рыхлителем (это такой же бульдозер, но у него вместо обычного широкого отвала, смонтирован узкий отвал с тремя мощными зубьями, которыми можно рыхлить полускальный грунт). И здесь нам повезло с бульдозеристом, молодым Наймушиным, сыном начальника Братскгэсстроя. Фамилию присланного на участок бульдозериста мы узнали лишь после того, как он принёс подписать наряд на уже выполненную работу. Ни о чём его не расспрашивали, зачем? Парень был скромным и работал старательно. Когда он окончил рыть первый котлован, мы оценили мастерство и точность его работы: отметка днища котлована точно соответствовала проектной, нашим рабочим не было необходимости, как часто бывало, дорабатывать грунт вручную, только немного подчистить поверхность грунта. Я просил начальника тракторного участка УСЭТР Шугалея направлять к нам только этого бульдозериста, поскольку он всего за несколько дней выкопал все котлованы с отличным качеством. За эти дни его работы на участке наши ИТР прониклись к талантливому бульдозеристу искренним уважением. Мне позже рассказывали, что когда-то в Падуне надо было выполнить планировку стадиона «Труд», поручали эту работу молодому Наймушину, который чувствовал машину, как никто и относился к работе с огромной ответственностью. Были слухи, что он со своим отцом не ужился.

При сооружении фундаментов подземной части пятой галереи нам потребовалось завезти из карьера около 100 кубов дресвы мелкой фракции. Принимала и учитывала рейсы самосвалов точковщица Люба Константинова. С ней произошёл несчастный случай у меня на глазах. По прибытии очередного самосвала, она, присев неподалеку на корточки, стала отмечать в журнале рейсы и не заметила, как в её сторону со спины машина сдавала задом. Ни водитель, ни бригадир, который стоял впереди машины и руководил разгрузкой, не видели Любы. Самосвал наехал на неё, свалил с ног, но в этот миг рабочие громко закричали, водитель остановил машину. Девушка лежала на земле скорчившись, но сознания не потеряла; я хотел закрыть глаза или загородиться рукой, чтобы не смотреть на это – ещё мгновение и могла бы произойти трагедия. Мы все бросились к Любе, осторожно перенесли в кабину и отвезли в больницу. Хотя ушиб был большой, но переломов не было. Почти ежедневно я посылал кого-нибудь