не писал своих речей, с пылом импровизировал, по ходу речи выстраивая мысли. Аргументы, эмоциональные пассажи последовательно и убедительно, подчиняя их неотразимой внутренней логике. Не прошло и получаса, как люди совершенно поддались его обаянию; я решительно не в состоянии описать и объяснить, в чём именно заключалось то своеобразие, бесспорное обаяние, которому невольно подчинялся каждый из тысяч людей на стадионе; я думаю, было бы совершенно невозможно объяснить это человеку, самому не испытавшему чего-либо подобного; ведь основа красноречия – суть страсть, люди начали открывать для себя волшебную силу фиделевских выступлений. Его постоянный советский переводчик Леонов, проработавший с ним на Кубе около двух лет, почти синхронно переводил с испанского во время кратких остановок оратора, «работали» они в паре прекрасно, речь много раз прерывалась аплодисментами. О чём же говорил вождь Кубинской революции и что запомнилось? Первое – это его впечатление от посещения строящейся ГЭС; он сказал, что был потрясён тем, что люди в глухой тайге, среди скал при больших морозах сумели выстроить такое сложное сооружение. «В понимании кубинца, – говорил он, – если в комнате из форточки высунуть руку на мороз в 40 градусов, можно лишиться руки». Действительно, сильное чувствование и живое воображение для оратора необходимы совершенно и эти дары зависят от природы, потому-то, собственно говоря, ораторы рождаются столь же редко, как и поэты. Говорил он много о Кубе, о революции. Преклоняясь перед подвигом братских строителей, он посетовал на то, что кубинцы в своей массе не горазды так же трудиться, и это является большой проблемой в подъёме экономики. На этом он подробно остановился, объясняя нам то, о чём не писала советская пресса. Выступал Фидель более двух часов, интересно, вдохновенно и мы получили большое удовольствие от общения (фото 14). Не припоминаю случая в мировой истории, чтобы молодой деятель возглавил революционное движение и в возрасте 32 лет успешно его завершил. Когда являешься свидетелем чего-то необычного, тем более участником исторического события, которое происходит за пределами твоего повседневного окружения, то это необычное воспринимается столь эмоционально, что надолго или навсегда остаётся в памяти.

В конце митинга были краткие хвалебные выступления наших деятелей, а когда митинг подходил к концу, людям захотелось быть поближе к трибуне, к замечательным кубинцам. Началось естественное движение толпы вперёд, чтобы всмотреться и сделать на память хорошие фотоснимки. Мне это удалось, повезло. Уходя утром из дому, я из книги о Хемингуэе (серия ЖЗЛ) вырвал лист с фотографией, на которой изображена встреча писателя с молодым Фиделем (снимок был из газеты «Революсьон» за 3 июля 1961 г.) в надежде получить автограф. Когда толпа начала волнами раскачиваться вперёд-назад, вплоть до самой трибуны, я пытался через стоящих впереди меня людей передать этот листок на трибуну и во время очередной «волны» удалось это сделать – мой листок передали на трибуну седовласому члену кубинской делегации (на фото 15 он стоит слева), который, вероятно, пристально наблюдал за моими попытками передать листок, он взял листок и посмотрел на нас. Я поднял руку и жестом попросил передать листок Фиделю, но кубинец также жестом, чуть подняв ладонь, ответил, что это сделать неудобно, и я его понял. Затем он достал из бокового кармана авторучку, написал несколько слов, расписался и указал дату. Листок возвратился ко мне чуть порванным с угла, но всё же с автографом, ведь каждому хочется погреться в лучах чужой славы

Непреднамеренное раскачивание многотысячной толпы было чревато – неуправляемая она могла снести трибуну, ни дай Бог были бы жертвы. Милиция и солдаты всеми силами старались сдержать людей, которые каждый раз приближались к трибуне почти вплотную. Стоящий там первый секретарь Иркутского обкома КПСС Щетинин, естественно, обеспокоенный ситуацией, стал неистово кричать солдатам: «Осади! Осади!». Слава Богу, всё обошлось, митинг закончился, люди стали расходиться со стадиона. Я подошёл к нашим машинам, встретился с Рыхальским. У меня и у него в ушах стояло это грубое нечеловеческое, а скорее скотское «Осади!». Неужели, сказал я в сердцах, Щетинин не нашёл другого слова, кроме этого «осади», которым пользовались царские жандармы, разгоняя народ. Мы, конечно, понимали, что это наше родное советское отношение местного царька к народу, но всё равно было неприятно и нисколько партийному боссу не прибавляло авторитета.

Дома я отпечатал 15 качественных фотографий, которые долго хранились в альбоме; корреспондентами было сделано много фотографий, в том числе официальных, которые представляют историческую ценность; но, когда ты сам снимаешь, в этих фотографиях отражается и твоя история. Через много лет, когда я уже был на пенсии, мне посчастливилось побывать в Мексике. Все фотографии давно уже качественно отсканированы и находятся в моём компьютере. Я подумал, если буду на Кубе, подарю подлинники кубинцам. Однако прямой путь на корабле через пролив в Мексику запрещён кубинским правительством. И вот находясь в Мехико в Национальном музее, я, покупая сувениры, познакомился с директором огромного сувенирного магазина при музее и подарил ей свои сибирские фотографии Фиделя. На обороте каждой фотографии я указал по-испански место встречи кубинцев в Братске и дату. Когда она рассматривала фотографии, то я наблюдал за её глазами – за тем, с каким интересом она всматривалась в детали. Очень обрадовалась подаренному ей раритету, я понял, что люди в Латинской Америке искренне любят кубинского революционера. Директриса поблагодарила меня, сфотографировались на память, я тоже не ушёл без подарка – огромный буклет с раскладывающейся картой, на которой в цвете изображены эпизоды из истории Мексики и современные достопримечательности. Заканчивая о приезде Фиделя, напомню, что этот день встречи был для всех строителей выходным днём. Через год точно такое же мероприятие начальство организовало в связи с приездом главы венгерской компартии Яношем Кадаром. С нашего участка желающих поехать на встречу не было, люди просто отдыхали в объявленный выходной. Однако этот день всех заставили отрабатывать в ближайшее воскресенье, и людям, вспоминая приезд Фиделя, было обидно; а я вспомнил Берёзовку, когда мне и Геннадию пришлось работать с зэками в воскресенье, поскольку в день посещения Хрущёвым п/я 9, наших зэков на работу выводить опасались, держали их в жилой зоне под пулемётами, установленными на вышках; меня и Гену Ковалёва в то утро начальник участка отпустил домой и мы шлёпали 12 км по мокрому от растаявшего снега асфальта до Красноярска, а в середине пути повстречалась «Чайка», заляпанная грязью, в которой сидел Хрущёв; мы стали на обочину, машина проехала в двух метрах от нас, хмурого генсека хорошо рассмотрели: он сидел рядом с шофёром, шляпу была надвинута и закрывала весь лоб.

XIX