массовые обыски.

Мое предположение: об этом мог знать только доктор Зильберштейн. Душевнобольной

супруге, вскоре умершей, он вряд ли мог довериться, а сын был еще маленьким. Как бы

там ни было, ничего не нашли.

Уже после Великой Отечественной, когда туда вселялась бабушка, на стенах здания были

надписи саперов: проверено — мин нет.

Мне, по детской романтике, всегда казалось, что клад все-таки есть, и очень хотелось

разыскать его, но взрослые только смеялись. После смерти бабушки там жила моя

двоюродная сестра с семьей. Я несколько раз предлагал ей попробовать его разыскать, даже предлагал достать миноискатель. Такая возможность была, когда я работал в

Белозерке и имел хорошие отношения с милицейским начальством. Так это дело и

заглохло. Но вот сестра уехала в Израиль, и ее квартиру купил мой хороший знакомый и

открыл на этом месте магазин «Урсус».

Однажды я поделился с ним мыслями о кладе и посоветовал сделать то, чего не сделали

мы. Услышав меня, он побелел.

— Ну почему, почему ты не рассказал об этом раньше?

Оказывается, когда он делал перестройку помещения под магазин, у него работала целая

бригада, рабочие нашли в метровой толщине стены большой металлический сейф.

Открыть его не смогли и, боясь, что там может быть что-нибудь взрывчатое, позвонили в

милицию. Мой знакомый, хозяин магазина, в это время находился в командировке.

Вернувшись, он узнал, что сначала приехала милиция, осмотрела сейф и вызвала военных

саперов из Николаева. Те приехали, с трудом погрузили сейф в грузовую машину и

отбыли восвояси. После нашей беседы мой приятель связался с ними, и ему сказали, что в

сейфе ничего не нашли. Может, это и так, но после нашей беседы хозяин был очень

расстроен. Интересно, зачем и кому надо было хранить пустой сейф?

***

371

В нашем городе сегодня более 500 улиц. Масса всяких Восточных, Северных, Текстильных. Думаю, было бы справедливым, если бы одна из них, в знак благодарной

памяти тысяч херсонцев, была названа добрым именем этого подвижника. А ваше

мнение?

_______________________

ДВА БРАТА

Когда плывут осенние туманы, и с каждым днем становится холоднее, я стараюсь еще до

работы, улучить минутку, чтобы заскочить на набережную, и увидеть своими глазами, как

зарождается новое утро. Противоположный берег еле просвечивается сквозь молочную

завесу. Так было, есть и будет.

Как и наше прошлое, что уходит с годами в безвестную даль. Но как же хочется хотя бы

что-нибудь сохранить… Хочу рассказать одну странную историю, случившуюся с

нашими земляками много лет назад.

История эта начиналась в старом, вполне добротном здании, рядом с Потемкинским

сквером, где в последние годы располагался один обанкротившийся банк. Когда-то жила

здесь дружная семья известного в городе человека — потомственного дворянина, председателя Казначейской палаты, Андрея Григорьевича Сочеванова.

Послал ему Бог на старости, ну, лучше, скажем так, в зрелые годы, жену молодую, да двух

мальчиков-погодков, кстати, очень похожих внешне.

Здесь, на этой удобной веранде, коротая ленивое летнее время, они частенько сиживали за

самоваром знойными южными вечерами.

По утрам детей отводили в губернскую гимназию, которая жива и поныне, а после обеда

они садились делать уроки.

Но, как изрёк известный классик, все счастливые семьи похожи меж собою, зато в

каждой, не очень удачной, имеется что-то своё, особенное и больное.

Семья Сочевановых была бы, без преувеличения, счастливой, если бы на пятом — шестом

году брака не обнаружилась одна малость, которая это счастье существенно омрачала.

Дело в том, что иногда Клавдия Ильинична уходила… Ну, выходила из дому по каким-то

обычным делам, такая же, как всегда, спокойная и невозмутимая, но обратно являлась не

сразу. Родом она была из Екатеринбурга, и только значительно позже муж узнал, что эта

372

болезнь появилась у нее еще в детстве; чем она была вызвана — неизвестно, и врачи перед

этим недугом были бессильны. Чтоб не томить вас, скажу сразу: иной раз она исчезала на

день — два, но бывало, что несчастному супругу с безутешными малышами приходилось

дожидаться ее значительно дольше. Что происходило в такие дни в доме, как страдали без

мамы бедные мальчики, передать словами мне не под силу.

У Андрея Григорьевича всё падало из рук, подчиненные по службе относились к его

терзаниям с благоговейным состраданием, а домашняя прислуга, глядя на притихших

Бориса и Глебушку, изо всех сил сдерживала непрошеные слезы.

Как бы то ни было, но неожиданно приходил день, когда в доме появлялась их заблудшая, исхудавшая, изможденная матушка, ее родные нежные руки трепетно прижимали к себе

плачущих мальчиков, а виноватый взгляд потухших молодых глаз стыдливо обходил с

трудом сохранявшего кажущееся спокойствие супруга.

И снова над домом восходило яркое солнце…

Увы, пришел день, когда это солнце закатилось навсегда. Десятого марта 1908 года

Клавдия Ильинична в очередной раз ушла. Ушла и больше не вернулась. Ее долго искали.

Везде. Сначала еще на что-то надеялись. Наводили справки и рассылали запросы. Не

спали по ночам. Семья как бы замкнулась в своем несчастье. Вздрагивало, а потом гулко

билось сердце от каждого стука в двери.

Все напрасно. В опустошенных душах отца и сыновей мало — помалу поселились безверие

и обреченность.

Все-таки как ужасно, когда вдруг исчезает самый близкий и родной для тебя человек.

Воображение поминутно рисует всяческие картины мыслимых и немыслимых бед, а ты, 373

будто в холодном оцепенении, ничем не можешь помочь, и хочется громко, на весь свет

кричать, но сжимается горло и крика нет, а есть одна боль. Страшная, тупая, не

преходящая утром и вечером, днем и ночью боль. Боль, тоска и обреченность.

Первым не выдержал отец. Вначале — легкая простуда. Хрипы в горле. Скачущая

температура. Обильно потоотделение. Ураганное течение инфекционного заболевания

забрало его в считанные дни.

Перед смертью отец, приходя в сознание, глядел — не мог наглядеться на своих добрых

мальчиков, будущих сироток, и плакал, плакал, плакал… Он не боялся умереть, он очень

не хотел их оставлять.

Доктор посоветовал вызвать кого-нибудь из близких. Отправили телеграмму тетке, сестре

отца, в Майкоп. Она приехала. Тетка взяла на себя хлопоты, связанные с похоронами и

распродажей имущества. Бестужевская курсистка, она не умела торговаться, продала всё

за бесценок, и увезла мальчиков в Майкоп.

В тот злополучный год Глебу исполнилось пятнадцать, Борис был на год моложе. Могила

Андрея Сочеванова находится в пределах церкви старого городского кладбища, красивым

мраморным памятником можно до сих