Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мое предположение: об этом мог знать только доктор Зильберштейн. Душевнобольной
супруге, вскоре умершей, он вряд ли мог довериться, а сын был еще маленьким. Как бы
там ни было, ничего не нашли.
Уже после Великой Отечественной, когда туда вселялась бабушка, на стенах здания были
надписи саперов: проверено — мин нет.
Мне, по детской романтике, всегда казалось, что клад все-таки есть, и очень хотелось
разыскать его, но взрослые только смеялись. После смерти бабушки там жила моя
двоюродная сестра с семьей. Я несколько раз предлагал ей попробовать его разыскать, даже предлагал достать миноискатель. Такая возможность была, когда я работал в
Белозерке и имел хорошие отношения с милицейским начальством. Так это дело и
заглохло. Но вот сестра уехала в Израиль, и ее квартиру купил мой хороший знакомый и
открыл на этом месте магазин «Урсус».
Однажды я поделился с ним мыслями о кладе и посоветовал сделать то, чего не сделали
мы. Услышав меня, он побелел.
— Ну почему, почему ты не рассказал об этом раньше?
Оказывается, когда он делал перестройку помещения под магазин, у него работала целая
бригада, рабочие нашли в метровой толщине стены большой металлический сейф.
Открыть его не смогли и, боясь, что там может быть что-нибудь взрывчатое, позвонили в
милицию. Мой знакомый, хозяин магазина, в это время находился в командировке.
Вернувшись, он узнал, что сначала приехала милиция, осмотрела сейф и вызвала военных
саперов из Николаева. Те приехали, с трудом погрузили сейф в грузовую машину и
отбыли восвояси. После нашей беседы мой приятель связался с ними, и ему сказали, что в
сейфе ничего не нашли. Может, это и так, но после нашей беседы хозяин был очень
расстроен. Интересно, зачем и кому надо было хранить пустой сейф?
***
371
В нашем городе сегодня более 500 улиц. Масса всяких Восточных, Северных, Текстильных. Думаю, было бы справедливым, если бы одна из них, в знак благодарной
памяти тысяч херсонцев, была названа добрым именем этого подвижника. А ваше
мнение?
_______________________
ДВА БРАТА
Когда плывут осенние туманы, и с каждым днем становится холоднее, я стараюсь еще до
работы, улучить минутку, чтобы заскочить на набережную, и увидеть своими глазами, как
зарождается новое утро. Противоположный берег еле просвечивается сквозь молочную
завесу. Так было, есть и будет.
Как и наше прошлое, что уходит с годами в безвестную даль. Но как же хочется хотя бы
что-нибудь сохранить… Хочу рассказать одну странную историю, случившуюся с
нашими земляками много лет назад.
История эта начиналась в старом, вполне добротном здании, рядом с Потемкинским
сквером, где в последние годы располагался один обанкротившийся банк. Когда-то жила
здесь дружная семья известного в городе человека — потомственного дворянина, председателя Казначейской палаты, Андрея Григорьевича Сочеванова.
Послал ему Бог на старости, ну, лучше, скажем так, в зрелые годы, жену молодую, да двух
мальчиков-погодков, кстати, очень похожих внешне.
Здесь, на этой удобной веранде, коротая ленивое летнее время, они частенько сиживали за
самоваром знойными южными вечерами.
По утрам детей отводили в губернскую гимназию, которая жива и поныне, а после обеда
они садились делать уроки.
Но, как изрёк известный классик, все счастливые семьи похожи меж собою, зато в
каждой, не очень удачной, имеется что-то своё, особенное и больное.
Семья Сочевановых была бы, без преувеличения, счастливой, если бы на пятом — шестом
году брака не обнаружилась одна малость, которая это счастье существенно омрачала.
Дело в том, что иногда Клавдия Ильинична уходила… Ну, выходила из дому по каким-то
обычным делам, такая же, как всегда, спокойная и невозмутимая, но обратно являлась не
сразу. Родом она была из Екатеринбурга, и только значительно позже муж узнал, что эта
372
болезнь появилась у нее еще в детстве; чем она была вызвана — неизвестно, и врачи перед
этим недугом были бессильны. Чтоб не томить вас, скажу сразу: иной раз она исчезала на
день — два, но бывало, что несчастному супругу с безутешными малышами приходилось
дожидаться ее значительно дольше. Что происходило в такие дни в доме, как страдали без
мамы бедные мальчики, передать словами мне не под силу.
У Андрея Григорьевича всё падало из рук, подчиненные по службе относились к его
терзаниям с благоговейным состраданием, а домашняя прислуга, глядя на притихших
Бориса и Глебушку, изо всех сил сдерживала непрошеные слезы.
Как бы то ни было, но неожиданно приходил день, когда в доме появлялась их заблудшая, исхудавшая, изможденная матушка, ее родные нежные руки трепетно прижимали к себе
плачущих мальчиков, а виноватый взгляд потухших молодых глаз стыдливо обходил с
трудом сохранявшего кажущееся спокойствие супруга.
И снова над домом восходило яркое солнце…
Увы, пришел день, когда это солнце закатилось навсегда. Десятого марта 1908 года
Клавдия Ильинична в очередной раз ушла. Ушла и больше не вернулась. Ее долго искали.
Везде. Сначала еще на что-то надеялись. Наводили справки и рассылали запросы. Не
спали по ночам. Семья как бы замкнулась в своем несчастье. Вздрагивало, а потом гулко
билось сердце от каждого стука в двери.
Все напрасно. В опустошенных душах отца и сыновей мало — помалу поселились безверие
и обреченность.
Все-таки как ужасно, когда вдруг исчезает самый близкий и родной для тебя человек.
Воображение поминутно рисует всяческие картины мыслимых и немыслимых бед, а ты, 373
будто в холодном оцепенении, ничем не можешь помочь, и хочется громко, на весь свет
кричать, но сжимается горло и крика нет, а есть одна боль. Страшная, тупая, не
преходящая утром и вечером, днем и ночью боль. Боль, тоска и обреченность.
Первым не выдержал отец. Вначале — легкая простуда. Хрипы в горле. Скачущая
температура. Обильно потоотделение. Ураганное течение инфекционного заболевания
забрало его в считанные дни.
Перед смертью отец, приходя в сознание, глядел — не мог наглядеться на своих добрых
мальчиков, будущих сироток, и плакал, плакал, плакал… Он не боялся умереть, он очень
не хотел их оставлять.
Доктор посоветовал вызвать кого-нибудь из близких. Отправили телеграмму тетке, сестре
отца, в Майкоп. Она приехала. Тетка взяла на себя хлопоты, связанные с похоронами и
распродажей имущества. Бестужевская курсистка, она не умела торговаться, продала всё
за бесценок, и увезла мальчиков в Майкоп.
В тот злополучный год Глебу исполнилось пятнадцать, Борис был на год моложе. Могила
Андрея Сочеванова находится в пределах церкви старого городского кладбища, красивым
мраморным памятником можно до сих