Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Сердце вздутое твоё
лопнуло однажды
И тебя в небытиё
увели под руки
На заводе это было
в шумящей работе
Так без смысла так без смысла
вы кончились, виктор
Меня грозная пугает
времени пучина
Потому не завожу я
ни дочки ни сына
Чтоб в работу не вставляли
их потеть и падать
Чтобы грустно не лежали
они на боку бы…
виктор ездил за грибами
шевелил губами
а теперь лежит внизу
зимою был положен
«тюфяки и матрацы сушить…»
тюфяки и матрацы сушить
с утра вынесли соседние люди
удалось бы спокойно прожить
тюфяки да матрацы… да одеяло
полосатое всё. солнце жжёт
все поехали к пляжу и даче
кто работает душно тому…
я работаю… пишу да плачу
мне себя очень жаль, так жаль
мальчик, думаю, мальчик, эх!
и летает противный пух
и зудит от него лицо
всё так мерно противно едет
ну, быстрее бы что ли, скачком
кто пришёл и зачем эти вина
я лижу своим языком
вынесли сушить одеяла, матрацы
бегают вокруг них, суетятся
надоело мне это всё
не нужно мне здесь ничего
«в вечерней пыли ползёт малый…»
в вечерней пыли ползёт малый
одетый в тряпки, босой
с ободранной кожей, усталый
с запухшею гнойной щекой
Куда ты о детище тащишься.
родители где, что один
какие ужасные тряпки
глаза и мутны и пусты
на это мне слышится голос
«Из тульской я области, брат.
мне всё давно надоело
всех взрослых лживый парад
награды военных пред строем
убийства гражданских в тюрьме
и глупые лица подростков
паскуднейший вид матерей
Мне всё надоело, ушёл я
никто мне не нужен, один
и власти я не подчиняюсь
никоей иной как себе…
Равнины меня растворяют
как камень лежу я в горах
в воде точно тень я бреду
и я ничего не найду».
«Ты правильно делаешь, милый
возьми и меня с собой…»
«Нет, каждый быть должен отдельно
Иди-ка один, друг мой…»
И вслед я за ним притворился
и вид точно принял такой
к какому-то морю спустился
был вечер в пыли и сухой
«всё в мире господско и серо…»
всё в мире господско и серо
возьму свой цилиндр свою трость
пойду по осеннему скверу
серьёзный взволнованный гость
И щи́пля цветы золотые
с куста у дорожки песочной
отмечу времёна пустые
на ча́сах работы ручной
и кружево свиснет на ворот
и свисая из рукава
закроет всю кисть руки
которая длинна красива́
Всё это один выполняя
глядя́ свою тень на песке
поглажу собаку рыдая
приду… потру водкой виски
на кресла тяжёлые лягу
Скажу о-ля-ля вот и дождь
и книгу возьму и бумагу
и скажут: «Бумагу положь!»
«вечер. окончен обед…»
вечер. окончен обед
пахнет борщом. и тарелки
и глубоки и мелки
стоят целым столбом
красные платья промокли
жёны почти что лежат
жёны советские съели
множество пищи подряд
голубь советский тяжёлый
сел на столовой окно
советский стол стопудовый
привлекает к себе его…
мужья говорят о службе
о командировках в Польшу
гляжу я в окно на лужу
твержу: «Нет! ни разу больше!»
Средь клумбы святой гладиолус
А кормят наверно борщом
икра и грузинские вина
как сытно как тяжко живём
«милостиво радостно…»
милостиво радостно
глядя на нарисованные облака
о съедание курицы и петуха
о я упал в обморок, в меха!
милостиво радостно
глядя на нарисованные облака
Италия вечная светлая тёплая
шевелите шеей умело
белой такой же и длинной
шевелите ею повевая
как лебедя горло как горло
Утром облака распороло
и вышло чудо-младенец
вонючий как тьма.
«все дни открыто и всемирно…»
все дни открыто и всемирно
жужжит река и все молчат
когда глядят — течёт обильно
река течёт подряд
Вот в воду весёлой ногою
ступила и там и стоит
на что это нужно порою
никто не поймёт, но не спит
В тюльпанную залу июля
входила в зелёном и длинном
и складки фигуру задули
как будто свечу вполовину
Коса ей на сердце свисала
и гру́ди под жёлтым лицом
подобно зверькам шевелились
которых погладишь потом
В тюльпанную залу июля
влетала тяжёлая птица
В зелёном и длинном наряде
в тёмном зелёном обширном
и летняя точка на теле
на бо́сых и радостных ножках
и летняя точка на супе
на маленьком пятнышке жира
и летняя также салфетка
«Господин проходил через кухню…»
Господин проходил через кухню
год был девятьсот десятый
кухарка ловила туфлю
босою стучала пяткой
со сна не понимая дела
по которому пришёл господин Стожаренко
она прятала