– Пташкой, сэр? – рассеянно повторил он.

– Да, Эштон, с пташкой! С женщиной! – Лицо Беркинга покраснело от напряжения.

– Мне нужно готовиться к экспедиции. А птицами и свежим воздухом я успею насладиться в Бразилии, – ответил Александр, выдавив из себя подобие улыбки. Он заставлял себя смотреть на Беркинга, а не на свет, проникающий из-под двери кабинета Максвелла, чтобы Беркингу не пришло в голову заглянуть к Шафран.

– Конечно, Эштон, конечно! Но я слышал, что в Бразилии много видов птиц с пышным, ярким оперением. – Беркинг подмигнул ему налитыми кровью глазами и пошевелил бровями, имея в виду явно не птиц.

Александр открыл рот, чтобы ответить, но Беркинг вдруг рассмеялся.

– Или все потому, что птичка уже в клетке, а, Эштон? – Беркингу почти удалось перейти на нормальный тон, который в его представлении являлся шепотом. Он кивнул головой в сторону двери, перед которой они стояли: – Не хотите, чтобы вас беспокоили, а, Эштон? Кто там у вас? Мисс Эверли?

Александр прокашлялся, ненавидя себя за то, как его взгляд метнулся к двери.

– Это не…

– Не надо, не надо! – Беркинг подмигнул. – Я бы пользовался преимуществом, пока это возможно. Редкая птичка, такую нечасто поймаешь. Поделитесь потом секретами своей техники?

Александр стиснул челюсти, изо всех сил стараясь выглядеть просто смущенным. Не стоит привлекать еще больше внимания к нему или Шафран, споря с выводами Беркинга.

– Пойдем, Гласс, не будем мешать молодым. Нас ждет работа! – рявкнул Беркинг, обращаясь к своему спутнику, и хлопнул его тяжелой ладонью по спине, отчего бледное лицо Гласса сморщилось. Он кивнул Александру, явно не так сильно одобряя его предполагаемые похождения, как Беркинг, и они скрылись в конце коридора.

Александр скользнул в кабинет и подошел к Шафран, которая сидела, вытянув шею и глядя на дверь.

– Ушел? – прошептала она. Теперь ее лицо выглядело не просто бледным, а смертельно бледным.

– Надеюсь, он удалился в свой кабинет, – сказал Александр. – Вы в порядке?

Шафран отвернулась, но Александр успел заметить выражение ее лица. Оно было похоже на мрачное облегчение, которое он видел на лицах своих однополчан, когда после безжалостных ударов артиллерии воцарялась тишина. Благодарность за отсрочку в сочетании с усталостью от постоянного напряжения.

На лице, которое он больше всего привык видеть улыбающимся, этот взгляд привел его в ужас.

– Не думаю, что он сюда войдет.

Она вопросительно посмотрела на него.

– Кажется, он решил, что мы… проводим время вместе, – пробормотал он.

Судя по тому, как она отвела взгляд, ему не следовало этого говорить. Как и все остальные, он слышал ходившие по зданию сплетни. В отличие от большинства он списал историю о ее неудачной попытке соблазнить заведующего кафедрой на злобные пересуды, особенно учитывая, что Беркинг был свиньей. Но, возможно, в слухах таилась доля истины.

– Конечно, именно так он и думает, – пробормотала Шафран и покачала головой. – Не могли бы вы взглянуть на мои руки? Мне не видно, как распространяются синие линии.

Александр кивнул и сел на стул. Она следила за его движениями, когда он коснулся ее руки. Испещренная прожилками кожа была гладкой и прохладной на ощупь. Он поднял на нее глаза.

– Вы это чувствуете?

Она покачала головой, широко раскрыв глаза.

– Нет… Я вообще ничего не чувствую.

Проглотив страх, Александр нахмурился и посмотрел на ее рукав.

– Вы позволите?..

Шафран твердо кивнула.

– Да.

Александр бережно расстегнул маленькую жемчужную пуговицу у ее локтя. Он надеялся, что она не заметит, как дрожат его руки – особенно правая, – и не примет это за ребячество. Под тонкой синей тканью обнаружилось еще больше линий, изуродовавших белизну ее кожи.

Он поднял глаза и увидел, что Шафран хмурится, прикусив нижнюю губу. Он тут же убрал руки с ее плеча.

– Я не хотел ставить вас в неловкое положение.

– Нет, – быстро сказала Шафран. – Вы ничего не сделали. Я знаю… То есть это наука, а не… – Ее глаза искали его глаза. – Я вам доверяю.

Она произнесла это так, словно сама только сейчас это осознала. Он криво улыбнулся, чтобы скрыть странное ощущение, которое вызвали ее слова.

– Боюсь, я не оставил вам особого выбора.

Наградой ему послужила слабая улыбка.

– Полагаю, что так.

Она слегка поерзала, словно пытаясь сесть прямее. В результате Шафран соскользнула еще ниже, а ее юбка задралась на несколько дюймов выше колен. Оба колена посинели. Чтобы отвлечь внимание, Александр похлопал Шафран по плечу.

– А это чувствуете?

– Да.

Он стал хлопать ее по руке, дюйм за дюймом, пока, как ему показалось, не нащупал порог. Он располагался немного выше локтя.

– Закатайте мне рукав, – проинструктировала его Шафран. – На столе есть ручка. Отметьте, где заканчиваются линии. Так вам будет проще определить момент, когда они начнут отступать. В блокноте было написано, что на все уйдет несколько часов, но прошел уже почти час. Я считаю, что мои симптомы отступят раньше, ведь я приняла всего лишь отвар, а не сам лист.

Александр быстро закатал рукав и вытянул ее руку, чтобы осмотреть. На ощупь кожа была холодной. Шафран нахмурилась, заметив линии на внутренней стороне рук, тянущиеся вверх, как ветви дерева к небу. Александр точкой отметил место, где заканчивалась самая длинная линия.

Ни один из них не упомянул о том, чтобы повторить процедуру с ее ногами. Однако Александру пришло в голову, что ей может быть холодно, учитывая, насколько холодной была ее рука. Он снял пиджак и накрыл ее ноги.

– О, спасибо, – пролепетала Шафран, и ее щеки порозовели.

Когда Александр осторожно опустил руку Шафран, положив ее ладонь ей на колени, поверх края его пиджака, она спросила:

– Вы не сделаете несколько заметок?

Благодарный за возможность чем-то заняться, Александр записал все, что вспомнил, о скорости и особенностях проявления симптомов Шафран, а затем добавил и ее собственные наблюдения. Когда он оторвал взгляд от бумаг, тень, отбрасываемая куполообразным зданием Уилкинса на внутренний двор, сменилась более глубокими и прохладными сумерками. Те полчаса, что Шафран предлагала подождать, давно истекли.

Закончив с заметками, Александр попросил разрешения еще раз осмотреть ее руку.

– Хорошая идея, – согласилась Шафран, и ее лицо просветлело. Он не знал, чему она радуется: тому, что скоро сможет управлять своими конечностями, или тому, что симптомы будут прогрессировать. Ее энтузиазм по поводу научного аспекта эксперимента не ослабевал.