– Ну, вы знаете, как правило, если Никодим какую-нибудьрукопись одобряет, то Альберту она не нравится. У них диаметральнопротивоположные литературные вкусы.

– А если бы Никодиму рукопись не понравилась?.. –с надеждой спросила Ирина.

– Тогда она к Альберту просто не поступила бы – мимоНикодима Альберт рукописи не берет.

– Как-то я не понимаю, – протянула совершенноошарашенная Ирина.

– А и никто не понимает. Издательский бизнес трудный,он – психологический…

– И что теперь будет с моей рукописью? Теперь АльбертМакарович ее читать будет?

– Ну что вы! Ведь ее уже читал Никодим, а он у насбольше не работает. Но теперь рукописи Никодима переходят ко мне, так что я,пожалуй, прочитаю ваш романчик. Как вы говорите – «Любовница снежногочеловека»?

– Нет, – отчеканила Ирина, – «Случайнаяжертва».

– Ах, простите, это я вас с Мымриной перепутала.

– Когда же мне к вам зайти? Через неделю?

– Что вы, так быстро мне не успеть! Давайте неделичерез три…

Конечно, когда Ирина через три недели позвонила виздательство, Раиса к чтению рукописи еще и не приступала и попросила подождатьеще неделю, потом назначила встречу. На этот раз Ирина нашла «Кириллицу» легко,но когда она сказала охраннику, кстати, совершенно не тому, что пришла к РаисеПерепелкиной, тот злобно ответил:

– Такая здесь больше не работает.

Парень был молодой, наглый, все женщины старше тридцатиказались ему ископаемыми, к тому же Ирина мешала ему читать газету, поэтому ондемонстративно отвернулся и стал смотреть в потолок.

Ирина, держа себя в руках, чтобы не впасть в ярость, молчасняла трубку местного телефона и позвонила. Ей ответил гнусавый мужской голос.

– Мне назначила встречу Раиса…

– Да, я вижу у нее на столе записку. Вы Снегирева?

– Совершенно верно.

– Дайте трубку охраннику.

На этот раз комната была выстужена, как ледник. ВстретилИрину сутулый пожилой мужчина с внешностью не то налогового инспектора, не тоинквизитора, только не Великого, а самого что ни на есть мелкого. Увидев Ирину,инспектор сухо поздоровался, представился Игнатием Фердинандовичем и набросилсяна нее с ходу:

– Прочел я ваш роман, прочел. Должен вам сказать – такписать нельзя! Это никуда не годится! Вот вы пишете на сто четырнадцатойстранице: «Они шли пешком»! А как они еще могли идти – верхом? На самолете?

Ирина обиделась – она всегда считала себя женщиной грамотнойи с этой стороны никак не ожидала нападок.

– «Шли пешком» – это вполне грамотное, устойчивоесловосочетание!

– Кто вам это сказал? – брызгая слюной, завопилИнквизитор.

– Борис Леонидович.

– Такой у нас не работает, – немедленноотреагировал он.

– «Про то да се, про путь, про шпалы, про оттепель, прочто попало, про то, как с фронта шли пешком…» Это Пастернак, Борис Леонидович,надеюсь, к его мнению вы прислушаетесь?

– Да? – удивленно спросил МелкийИнквизитор. – Ну может быть.

«Похоже, у него кончились все восклицательные знаки, –подумала Ирина, – остались только вопросительные».

– А знаете, например, корабль по морю тоже идет, иморяки говорят «мы шли в Гонолулу из Кейптауна». И при этом, разумеется, непешком.

– Да? Ну, это их профессиональный оборот… Ладно,допустим, тут я не совсем прав. Но вот вы пишете на двести тридцать второйстранице «он припарковался». Это неграмотно, нужно писать «Он поставил машину».

Ирине уже давно хотелось послать Мелкого Инквизитораподальше, но она сдержалась и только открыла было рот, чтобы терпеливовозразить, как вдруг до нее дошло.

– Позвольте! – завопила она не стесняясь. –На какой это двести тридцать второй странице, когда в моем романе ровно двестидвадцать страниц, и ни строчкой больше!

Игнатий Фердинандович уткнулся в папку, а Ирина перегнуласьчерез стол и увидела, что он читает совершенно не ее роман.

– Да что это такое! – Похоже, теперь Иринаупотребляла только восклицательные знаки.

– Ну как же, – растерянно проговорилИнквизитор, – «След птеродактиля» – разве это не ваше?

– Конечно, нет! – Возмущению Ирины не былопредела. – Мои книги – «Случайная жертва» и «Убийство в кредит».

– А это чей же роман? А, это Мымриной… Простите,ошибся.

– Извините, Игнатий Фердинандович, – Ирина тихозакипала, – мои рукописи уже читали Никодим Подберезский и РаисаПерепелкина…

– Оба они уже здесь больше не работают! – злорадновставил Игнатий.

– Пусть так, тем не менее уже два месяца романыпролежали в отделе. Может быть, вы хотя бы передадите их Альберту Макаровичу,чтобы процесс сдвинулся наконец с мертвой точки?

– Почему именно Альберту Макаровичу? – с тонкойусмешкой осведомился Инквизитор.

– Но ведь он начальник отдела, этого… самотека?

– Уже нет, – радостно сообщил Игнатий, – он ибыл-то не начальником, а старшим редактором, а теперь его в порядке ротациикадров перевели на садово-огородную тематику.

– Куда?! – переспросила обалдевшая Ирина.

– Он издает всякие календари садовода, справочникиогородника, атласы сельскохозяйственных вредителей… Вот их он теперь иредактирует.

– И как, – осведомилась справившаяся с собойИрина, – справляется?

– Да, вы знаете, все очень довольны. Там авторы болеепокладистые и всегда что-нибудь из своей продукции приносят – кто меду, ктокабачков, кто сельдерея…

Ирина восприняла последнюю фразу как намек и сказала,угрожающе взглянув на собеседника:

– Если авторы огородных календарей приносят кабачки исельдерей, то авторы детективов должны приносить цианистый калий и взрывныеустройства.

Игнатий посмотрел на нее с испугом и отодвинул свой стулподальше.

Такая тягомотина тянулась месяца три. Ирина сунулась былоеще в пару мелких издательств, везде принимали ее поначалу настороженно,просили оставить рукопись и зайти недельки через две-три; потом те, кто читалрукопись, отвечали ей более приветливо, говорили, что романы-то, конечно,хорошие, но вот именно сейчас издательство находится на распутье и не можетначинать новую серию… вы же понимаете, кризис… войдите в наше положение…

«Почему никто не может войти в мое положение?» – думалаИрина, вежливо улыбаясь и уходя. Третий роман продвигался медленно из-за того,что она все время отвлекалась на бесцельное хождение по редакциям. Тогда онапрекратила бесполезную беготню и просто звонила в издательства по телефону.После каждого такого разговора, заканчивающегося отказом, у нее час дрожалируки и подскакивало давление.