* * *

Аверий обошел стороной дровосеков по уже вырубленному участку леса, пробрался меж беспорядочно сваленных ветвей, несколько раз споткнулся о спрятавшиеся под травой коряги и неожиданно для себя вышел к деревенскому кладбищу. Оградка уже покосилась от старости, и Марчук, недолго думая, перемахнул через нее.

Даже если не знать, где ты находишься, по одному кладбищу можно понять, деревенское оно или рядом с городом. А иногда и угадать, кто лежит в могиле: крестьянин, мастеровой или благородная кровь.

Марчук любил кладбища. Словно попадаешь в иной мир, но не так, как чужаки, а на изнанку своего же. Повсюду стояли небольшие домики, едва ли по пояс, иногда сделанные наспех из веток, глины и тряпок, а иногда построенные по всем правилам: из тоненьких стволиков, в которых вырублены пазы, со стропилами, дверью и окнами. Были люди, которые делали домики похожими на жилище покойных, другие, наоборот, мастерили что-то совершенно отличное. Некоторые умельцы украшали могильные дома искусной резьбой, другие выкрашивали в яркие цвета, третьи складывали небольшие шалаши, которые разметет при первой же непогоде.

Стыдно, если на могиле нет дома, в котором душа умершего сможет укрыться, пока Спас не придет и не заберет ее с собой на небеса. Это значит, что покойник был настолько недобрым человеком, что ни его дети, ни родня, ни соседи не захотели поставить что-то достойное. По обычаю дом на могиле нужен только на сорок дней после смерти, всего лишь на месяц, но Марчук знал, что многие следят за могильными постройками годами, поправляют крыши, подкрашивают стены. Так было правильно.

У орденцев редко бывают могилы. Чаще всего их тела сжигают, и на стену отделения при входе прикрепляют еще один именной амулет. В самых старых отделениях стена может быть полностью закрыта амулетами. Таков путь. Даже после смерти душа принадлежит Ордену.

Впрочем, Марчука сейчас интересовали не вопросы бытия после смерти, которыми так часто увлекаются питомцы, а свежие могилы на подрачском кладбище. Они были хаотично раскиданы, значит, и впрямь барин убивал не домами, а по одному-два человека едва ли не из каждой семьи. И могильные постройки еще не потемнели от дождей и солнца. Как сказал тот рубщик? «Только стариков наших…» Он приказал убить всех стариков. Зачем? Они не могли ему угрожать. Если он хотел убрать все лишние рты, то почему оставил детей? Может, потому, что иначе люди бы взбунтовались и вышли из подчинения? Но многие любят своих отцов-матерей не меньше. Или ему дети нужны для чего-то иного? Или ему вся деревня нужна для чего-то иного?

Он их не убивает, заставляет строить себе дом, следит за дорогой, значит, не хочет, чтобы о нем узнали прежде времени, забирает проезжих себе и не боится, что те сбегут. Не боится раздавать оружие.

Странный чужак.

Иномирцы редко жаждут крови, уж Марчук-то это хорошо знал. Чаще всего они хотят либо отыскать дорогу обратно, либо проложить себе путь в этом мире. В доорденские времена бывало, что чужаки женились, рожали детей, работали и умирали, как обычные люди. Редко, но бывало.

Иногда иномирцы приходят с жаждой рвать, жечь и покорять. Мнят себя великими и всемогущими лишь потому, что увидели простых крестьян без магии и оружия и решили, что тут для них нет преград.

А этот чужак… Чего хочет он? Что видит? Захватывает немаленькую деревню, но не идет дальше. Строит дом, но вырезает стариков. Казнит за нападение, но не зверствует. Действует так, будто у него есть некий план. Ждет сородичей?

Марчук покинул кладбище, прошагал через густо поросший травой луг, потом через огороды и вошел в саму Подрачку. Вроде бы ничего необычного. Ни невидимой преграды, ни магической стены, хотя Аверий знал, что у него способностей к магии нет. В Ордене такое проверяли.

Спустя минуту к нему подбежали трое молодых парней, у одного орденский пистоль в руках, только не заряженный. Аверий усмехнулся. В Ордене свои оружейники, потому необученный человек вряд ли сообразит, как заряжать такой пистоль и как из него стрелять. Понятно, что опытный мастеровой или солдат рано или поздно догадается, но землепашец скорее руку себе оторвет.

— Эй ты! Идем с нами! Барин зовет! — крикнул самый рослый.

Говорит так, будто деревня испокон была поместной, а ведь всего-то недели две прошло, как появился чужак.

Впрочем, Марчук и не собирался сопротивляться, спокойно пошел куда велено. Лишь на главной улице замедлился, глядя на изуродованную голову Млада Зайца, насаженную на пику.

— Барин у нас крутого нраву, — сказал один из парней, — но судит по чести. Не бузи, и жив останешься.

Аверий кивнул.

Барин нашелся возле своего будущего дома. Он указывал на стену, уже поднявшуюся на две сажени вверх, и громко выговаривал за какое-то бревно, которое показалось ему негодным.

— Так ведь, вашбродь, исперва дерево сушить надобно, — оправдывался невысокий мужик с потным грязным лицом. — Лето, а то и два. Иначе дом перекособочит, щели пойдут.

— Нет! Дом нужен сейчас! — продолжал яриться барин. — Как другие строят? Тоже лето-два на улице живут?

— Дык купить можно уже сухое… Вон, в Лопатино лесопильня стоит, какое хошь привезут, вашбродь.

— А деньги? Деньги ты мне дашь? Есть у тебя столько? Нет? Вот и молчи, идиот. Ты же лучший строитель тут, вот и строй!

— Лучшим батя был, — тихо сказал мужик.

Но барин его уже не слушал, повернулся к Марчуку и осмотрел его сверху донизу.

— Ну, кто такой? Откуда взялся? Тьфу, уже сам, как мужичье, заговорил.

— Аверий меня звать, по прозванию Марчук, — сказал орденец.

— А по профессии? — барин подождал немного. — Должность, говорю, какая? Работаешь кем? Зачем пришел?

— Всего помаленьку. Могу и за скотом ходить, и землю пахать, и ложки резать. А пришел глянуть, как люди живут. Место себе ищу.

— Да ты, брат, философ! — барин хлопнул Марчука по плечу. — Оставайся здесь. Тут работы полно, невесту тебе найдем, женишься, а? С оружием умеешь обращаться? Из ружья стрелял?

— Приходилось, — медленно сказал Аверий.

— Эй, Лось, дай-ка сюда свой пистолет! Да давай, не жмись, всё равно стрелять не умеешь. Вот, глянь, такие видел уже?

Марчук взял в руки орденский пистоль, явно принадлежащий прежде Хромому, потому как был уже устаревшего вида. Хромой держал свое оружие в порядке, чистил, смазывал, из мешка доставал редко, а этот деревенский