Ученик. У них с собой не было ничего, чем можно выдернуть гвозди и разрезать веревки. Иосиф стал руками тянуть гвоздь, которым были прибиты ноги Учителя. Ржавый и длинный, он плотно сидел в дереве.

Ученик предложил раскачивать гвоздь из стороны в сторону, тогда возможно, удастся вытянуть его. Они обхватили лодыжки стали раскачивать ноги Учителя. Со стороны казалось, что они заставляют Учителя идти.

Гвоздь медленно вышел из дерева. Тело повисло на руках.

Мать бросилась и обняла ноги сына. Она, как слепая, ощупывала их.

– Он еще не успел остыть, – прошептала она.

Иосиф оттолкнул Ученика: « Мы не так все делаем – сказал он. – Сначала нам надо было руки освободить. А теперь веревка сильно затянулись».

– Приподнимайте Его, – приказал он женщинам, – я попробую развязать веревку.

Но женщины рыдали, обнимая ноги покойного.

– Тише. Тише, ради Него тише, – шептал Иосиф. – Будет у вас еще время поплакать. Нам надо забрать его как можно скорее.

Женщины постарались приподнять тело. Иосиф залез на плечи Ученика и дотянулся до рук Учителя. Он долго возился с веревкой и гвоздями, шепотом бормоча ругательства. Узлы сильно затянулись.

И вдруг тело повисло на одной руке. Женщины вскрикнули. Иосиф слез, сплюнул на землю кровь и два зуба, сказал: «Зубами пришлось развязывать».

На соседнем кресте забормотал-забредил еще живой распятый. Ночь была беззвездной. Сумрак поглотил спящих солдат, сгустком темноты возвышался над ними центурион. Иосиф стал освобождать вторую руку Учителя.

Ученик обнял ноги Учителя и ощутил тепло его тела.

Он никогда не думал, что Учитель может умереть. Когда Его схватила храмовая стража, он был уверен, что тот попал в беду ненадолго. Силой своих слов Учитель обратит своих противников в своих последователей, как это произошло со всеми, кто пошел за Ним.

Но римляне вели себя с ним так, словно он был простым смертным.        Самым непонятным для него было то, что Учитель и п вел себя, как простой смертный – уязвимый и беспомощный. .

–Приподнимите, приподнимите еще, – потребовал сверхуИосиф.

Они старались, но тело своей грузной тяжестью, казалось, ломало им руки.

Ученик положил Его руку себе на плечо, так словно Учитель по-дружески обнял его.

Он никогда не делал этого при жизни. Он всегда был отстранен. Добр, внимателен, заботлив. Но нельзя было представить, чтобы он обнял кого-нибудь из них.

И когда вчера Иуда поцеловал Учителя, все изумились, и больше всех сам Учитель.

А сейчас Он обнимал его безжизненной рукой, словно прося о помощи.

Иосиф развязал веревку, и тело Учителя рухнуло им на головы.

Мужчины подхватили его и быстро понесли с Голгофы. Мать, совсем ослабевшую от горя, Магдалина почти несла на себе.

Иосиф и Ученик отошли как можно дальше от горы и остановились, чтобы перевести дыхание. Не было видно отставших от них женщин.

– Я пойду посмотрю, что с ними,– сказал Иосиф и ушел.

Ученик остался один с телом Учителя и мог, наконец, дать волю своему горю. Он упал ему на грудь и взмолился: « Не оставляй меня, не оставляй, я не знаю, как жить без тебя».

Учитель молчал, черты его лица становились жестче – смерть неумолимо вступала в свои права над ним.

Часть 16

Алексей Нилов

Несправедливость,

допущенная в отношении

одного человека,

является угрозой всем.

Шарль Луи Монтескье

Нилов все больше склонялся к выводу: что дело об убийстве Валютчика, то есть, – Фраермана Игоря Аркадьевича, вероятно, с кражей картины не связано. Да и прошлой его преступной деятельностью тоже

Старые связи Валютчика оборвал, нашли только тех, кто последний раз «сотрудничал» с ним лет десять назад. И все говорили одно и то же – от криминала покойник отошел давно. Нилов сам посетил одного его подельника, который подтвердил информацию.

-На что же он жил? – спросил Нилов. – Не работал же.

–Вы у него дома были? – уточнил подельник, крошечный седенький старичок, одиноко живущий в неухоженной квартирке.

Он был рад любому собеседнику, даже следователю. Нилова он встретил, сидя в креслице. Ноги его были прикрыты ватным, из ярко-красного атласа одеяльцем. В таких обычно забирают младенцев из роддома.

–Ну, были, не сомневаюсь, – старичок понимающе кивнул головой.– Добро же видели. Оно ж не портиться – не консервы. Загонял помаленьку технику. Она морально устаревшая, конечно, но на не б/у покупатель найдется. Да и что ему одному надо??

– К нему женщины приходили, – сказал Нилов. – Это мы выяснили точно.

– Ну, так женщины его и кормили. Он ведь был обходителен, великодушен, без пакостей. Бабы к нему ластились как кошки.

– Ну, вот вы как думаете, за что его убили?

– Не знаю, не понимаю, – старичок вздохнул.– Жалко Фросика. У меня есть только одно объяснения – это какая-то нелепая случайность. Мы же в кровавые игры не играли. Мы ведь как Санта Клаусы помогали людям. Может быть, просто отомстили ему. Или должок кому-то не вернул …. Хотя Фросик был человек разумный, в опасные для жизни дела не вмешивался, но бывал иногда, я бы сказал, фанаберист, заносчив. Сам себе цену назначал.

Нилов поблагодарил старичка, поднялся. Направился к двери, которую была открыта, когда пришел в дом.

–Вы бы все-таки запирались, – сказал он по профессиональной привычке. – Идемте, я выйду, а вы за мной закроете.

–Не получится «идемте», – сказал старичок, и голос его задрожал. – Не мои уже эти ноги. Подлечили меня в местах не столь отдаленных.

Помолчал и добавил.

– И вы знаете, что особенно обидно, гражданин начальник?

Нилов с сочувствием посмотрел на него.

–А то, что нас сажали и даже, как вы знаете, расстреливали, за то, что теперь можно совершенно безнаказанно делать на каждом углу.

И он указал на вывеску «Обмен валюты» напротив его окна. И словно еще уменьшился.

– За что же нас мучили, калечили?

Нилов почувствовал себя виноватым.

Слова старичка подтвердились, Фраерман действительно последние годы лишь приторговывал бытовой техникой, много и часто болел. Нашлись и его подруги. Обе оказались одинокие, интеллигентные – учительница и библиотекарь. И так они искренне оплакивали своего Фросика, что Нилов специально проследил, чтобы они не узнали о существовании друг друга. Он понимал, что подобное открытие нанесло бы бедным женщинам тяжелую душевную травму.

Но версия с обманутым мужем отпала.

Судьбы картины оставалась неизвестной.

Мухоморов вызвал Нилова, раскричался: требовал результаты.

Следующим утром Нилов собрал ребят из отдела.

– Принимаем за аксиому, что картины у Фраермана не было. И работаем дальше. У нас остался последний подозреваемый, которого мы не отработали. Продолжаем операцию «Покупка» и берем в разработку этого, как его, Нарышкина, кажется. Надо