Если честно, то без малого год, проведенный в санатории или как он там назывался, был не самым худшим в моей жизни. Уже хотя бы потому, что не припомню людей, с которыми я общался бы с таким удовольствием, как с Инной, с которой мы чуть ли не с первого дня стали называть друг друга по имени, хотя на «ты» так и не перешли.

Начну с того, что она вовсе не была зловещей старухой, мечтавшей о гибели человечества – это я тоже сообразил чуть ли не в первый день. Она вообще ни о чем не мечтала, что и лежало в основе ее бешеного обаяния. Чертовски приятно общаться с человеком, который ничего не желает, ни о чем не жалеет, а просто живет здесь и сейчас, находя удовольствие в простых, но забытых большинством людей вещах.

Например, во время прогулки она часто подбирала опавшие листья, какие-то камешки, веточки и подолгу, с наслаждением рассматривала и нюхала их, нисколько не стесняясь ни меня, ни немногочисленных соседей по заведению, время от времени случавшихся поблизости.

С таким же зрелым, глубоко осознанным удовольствием она курила, пила виски (как я уже говорил, сухой закон на нее отчего-то не распространялся), надевала очки, читала, рассказывала и слушала чужие рассказы. Все, абсолютно все она делала словно смакуя и от души радуясь тому, что делает.

Когда я сказал ей об этом, она рассмеялась и вдруг без всякого перехода рассказала историю своей семьи. Дело было примерно через неделю после того, как меня приставили к Инне в качестве шпиона, поэтому я еще немного стеснялся. Сказал и тут же пожалел – еще подумает, что держу ее за идиотку. Или, что еще хуже, начнет держать за идиота меня.

– Вы, Альберт – разрешите называть вас по имени? – все очень точно подметили. Именно так: жить с удовольствием. И ни в коем случае не торопясь! Какой толк в нервотрепке, спешке и недовольстве собой и окружающим миром? Это контрпродуктивно и разрушительно – достаточно посмотреть, что творится на свете. Знаете историю, случившуюся однажды с Ходжой Насреддином? Однажды вор сорвал с его головы шапку и убежал. Насреддин спокойно пошел в обратном направлении, дошел до кладбища и с комфортом расположился на траве. «Что ты здесь делаешь, Ходжа? – спросили его, – ведь вор побежал совсем в другую сторону!» «Ничего, – спокойно ответил Насреддин, куда бы он не побежал, все равно рано или поздно придет сюда».

– Можете даже называть меня Алик, – обрадовавшись ее реакции выпалил я, а про себя подумал: болтун находка для шпиона. Интересно, как при такой словоохотливости она до сих умудрилась не разболтать все свои секреты? – А вы, значит не только восточными коврами интересуетесь, но и вообще всем восточным?

– Именно, Алик, именно! – воскликнула Инна с таким чувством, что я даже слегка отпрянул от стола в ее комнате, за которым мы сидели. – Всем! И прежде всего – восточной кухней, о которой в этом заведении не имеют ни малейшего представления. Когда я заказываю плов, мне приносят банальную рисовую кашу с мясом, когда я прошу лагман, мне хотят скормить жуткий гибрид борща и лапши, а про шашлык в местном исполнении я вообще молчу, хотя и не понимаю: как можно так испохабить мясо, чтобы оно перестало быть сводящей с ума сочащейся ароматной плотью, а превратилось в нечто высушенное, неживое и отдающее сгоревшей проводкой, словно несчастное животное долго убивали на электрическом стуле?

…Отец Инны, Игорь Летрих, происходил из старинной семьи давно обрусевших немцев и считался одним из лучших геологов в СССР. Инна была единственным ребенком в семье, и к моменту ее рождения отец уже руководил подразделением одного серьезного института в Ташкенте.

Помимо вопросов геологии институт занимался еще и закрытыми разработками. Молодой доктор наук часто брал жену и маленькую дочку в командировки, и к 10 годам Инна объездила с отцом всю Среднюю Азию. А в 1955 году во время одной из дальних командировок Игорь Летрих скоропостижно скончался от инфаркта.

– Знаете, Алик, – говорила Инна, – я никогда не верила, что папа умер своей смертью, да и мама до самого последнего дня говорила, что его убили. Папа был очень здоровым человеком и никогда ни на что не жаловался. Он мог день напролет ходить по горам с тяжеленным рюкзаком за плечами, потом весь вечер собирать дрова для костра и целую ночь поддерживать огонь, чтобы нам с мамой было уютно.

– Мы часто спали не в палатке, а просто завернувшись в одеяла – земля теплая, сухая, в небе звезды величиной с кулак, цикады поют… А какие там запахи! Знаете, как пахнет цветущая дикая маслина? Сладко-горький ночной аромат, такой ни одному парфюмеру в жизни не воспроизвести, да это и к лучшему – потому что обязательно должны быть вещи, не поддающиеся подделке! Да… В общем, лежишь, пьешь воздух, перемигиваешься со звездами и чувствуешь, как тебя переполняет ощущение счастья – еще немного и что-то большое и теплое лопнет внутри и рванет наружу.

– До сих пор помню, как перед тем как заснуть я поворачивалась на правый бок и клала под щеку ладонь, и как чудесно эта ладонь пахла дымом кизиловых дров и теплой, прогретой за день солнцем землей… Я, знаете ли, могу запросто забыть черты лица, но вот запахи, как и слова с именами, запоминаю навсегда. Часто я даже думаю не словами, а образами, навеянными запахами. Забавно, правда?

– Что-то тянет меня сегодня на лирику, – засмеялась Инна и щелкнула зажигалкой. Это была Zippo, отличная вещь, хотя несколько крупноватая для женщины.

– А я ее люблю, – сказала она, перехватив мой взгляд. – Знаете, сколько ей лет? Я ее у фарцовщика купила, когда еще студенткой была. За бешеные по тем временам деньги. Настоящая, американская. Не Китай, как все сейчас. Вы же помните, мы все бредили джазом, Америкой, которая была для нас символом свободы. Хоть как-то приобщиться к свободе и той недоступной жизни тогда можно было через каким-то непостижимым для нас образом попадавшие в Советский Союз предметы – тряпки, пластинки или вот зажигалки, как у меня… Но к Америке мы еще вернемся.

– Да, я о папе говорила. Это случилось в горах на границе Киргизии и Китая, куда папа выезжал особенно часто. Что-то они там все время искали, сначала я думала, что золото, уран и редкоземельные металлы, которые намного дороже золота. Уран в тех местах в свое время тоже папа нашел, только шахты потом закрыли и добывать стали в Казахстане – открытым способом, а не шахтным, как в Киргизии. Что, как вы понимаете, намного дешевле. Но первая советская атомная бомба, была сделана именно из киргизского урана.

– Так вот, как я поняла позже, папа занимался не только поисками золота и урана. Нам потом сообщили, что у него случился сердечный приступ, но это официальная версия. Членов экспедиции было человек десять, и был среди них один сотрудник, с которым папа хоть и не дружил, но отношения поддерживал хорошие. Интересная деталь: в тот раз в Киргизию не поехали те, с кем папа обычно ходил в экспедиции – только тот сотрудник, который, наверное, не числился, где надо, как папин друг. Спустя много лет, уже при позднем Брежневе, этот человек нашел нас с мамой в Москве.

– Он сам позвонил и сказал, что хочет навестить нас. Мама его звонку не очень обрадовалась, она решительно отсекла все старые папины связи, думаю, ей было просто тяжело общаться с этими людьми, какими бы хорошими они не были. Но этот человек, как я уже говорила, не был папиным другом. Он заехал всего на полчаса, привез цветы и коробку конфет.