В принципе, такая жизнь меня более чем устраивала. Работа не пыльная, деньги платят хорошие, подопечная – чудо, с такой и бесплатно приятно было бы общаться, а уж за две-то тысячи долларов! Вот только все чаще беспокоил нехороший вопрос: а надолго ли все это? Какая польза загадочной аркашиной фирме от моих пустых отчетов? Инна прекрасно знает, для чего я к ней приставлен, а если бы даже и не знала, то все равно ничего бы мне не рассказала. Молчание в ее положение – самая надежная гарантия того, что ее не найдут в каком-нибудь подмосковном водоеме или на шоссе, перееханную трактором.

И что же из этого следует? Не поймут ли в один прекрасный день мои работодатели, что толку от меня как от козла молока и не выгонят, как не справившегося? Или, что гораздо хуже, утопят в водоеме или опять же переедут трактором?

Но при этом они не могут не знать, что Инна вовсе не идиотка и не станет выбалтывать приставленному к ней соглядатаю секреты, от которых зависит ее жизнь? Тогда какой смысл держать при ней меня?

От всех этих вопросов моя бедная голова буквально пухла, и мало-помалу я все больше убеждался, что хорошие и даже относительно хорошие деньги просто так нигде и никому не платят. Это точно, что тяжелые мысли накладывают отпечаток на внешний вид. Сначала я сам почувствовал, что практически перестал немотивированно улыбаться, что раньше со мной частенько случалось. А потом, в один из приездов в Москву, ко мне подошел один из дворовых алкашей и участливо спросил:

– Что, Алик, проблемы? А ты плюнь на все! Может, возьмем красненького, посидим, поговорим, а?

Ни хрена себе, подумал я, если даже им заметно, что у меня мозги набекрень, то что же они со мной сделали, эти сволочи? Зачем-то я им нужен. Но зачем? И почему именно я?

Была во всей этой истории еще одна странность. Как я уже говорил, пансионат с его охраной и глухим забором вокруг напоминал изготовившуюся к длительной осаде крепость. Сначала я думал, что так оно и должно быть, раз тут секретные ученые сидят под замком, отсюда и режим, и запрет общаться с другими жильцами, и персонально для меня введенный сухой закон.

Но прошло немного времени, и я стал сомневаться в необходимости подобных мер. Никто из здешних стариков не только не пытался заговорить с Инной, но даже и приблизиться к ней. Я внимательно хотя и издалека смотрел на пациентов, и чем дольше я их наблюдал, тем тверже убеждался в том, что они – самые обыкновенные сумасшедшие. А я, следовательно, нахожусь в сумасшедшем доме. Прелестно.

Охрана, все эти строгости, пульты, сигнализации и мониторы – ничего из этой понатыканной техники, похоже, не имело ровно никакого смысла.

Во время наших прогулок (в помещении наше общение почти исключительно сводилось к издевательскому обсуждению телевизионных сериалов и ток-шоу, которые мы с удовольствием смотрели во время длинных чаепитий) Инна время от времени возвращалась к теме своей работы, но ничего интересного не рассказывала. Занималась геофизикой, изучала последствия антропогенного воздействия на планету – вот, пожалуй, и все.

Вот только однажды, в который уже раз выдав не новую в общем-то мысль, что земля – это живое существо, уставшее от нашей жадности, глупости и варварства, и что недалек тот день, когда она просто стряхнет с себя окончательно и бесповоротно опостылевшее ей человечество, Инна сказала:

– Это будет примерно как если бы слон или другой большой зверь, которого много лет поедом едят поселившиеся на нем паразиты, просто возьмет да и стряхнет их с себя. Только ведь, дорогой Алик, эту встряску можно и приблизить, если, зная анатомию слона, просто уколоть его в нужное место. Понимаете, о чем я?

От неожиданности я поперхнулся сигаретным дымом и закашлялся. Разговор происходил, как всегда, во время прогулки. Была уже поздняя осень, деревья и кусты стояли уже почти голые, и я зачем-то оглянулся по сторонам – не подслушивает ли кто? Наверное, выглядел я при этом крайне глупо, потому что Инна рассмеялась и легонько шлепнула меня по спине.

– Ну отчего вы так впечатлительны? – спросила она, блестяще скопировав знакомую по старым фильмам интонацию светских дам. – Разве я сказала что-то необычное и пугающее?

– Так вот чем вы занимались в своем «сундуке», – просипел я сквозь кашель. – разрабатывали сценарии конца света! Когда, чем и в какое именно место уколоть слона – я правильно вас понял?

– В общих чертах. Так и отразите в сегодняшнем отчете: в общих чертах. Ваше начальство получит подтверждение давно уже имеющейся у него информации, что уже само по себе ценно, а вы – возможность поработать здесь еще.

Ответить на это мне было нечего, и я промолчал. Вечером все было отражено слово в слово, а в следующий приезд в Москву со мной встретился Аркаша.

– Все идет замечательно, Алик! – говорил шеф, пожирая шашлык. – У нас твоей работой довольны, если все будет так же и дальше, то поговорим о прибавке к зарплате.

Я заметил, что сеточка из красных прожилок в районе аркашиного носа стала значительно гуще, а в глаза, и раньше водянистые, словно добавили бесцветной жидкости, почти совсем лишив их голубого цвета.

– А за что прибавка? – спросил я. – Я же ничего интересного не сообщаю. И потом: она знает, что я… ну это самое… к ней приставлен, что ли.

– Знает – и пусть себе знает, – равнодушно махнул рукой Аркаша. – Тебе не все равно? Платят вовремя? Вовремя. Ну и расслабься!

– Да я-то как раз и не напрягаюсь особо, – ответил я, – и, видимо осмелев от выпитого, выдал сокровенное:

– Просто я думаю, что скоро вашим надоест мне платить просто так. Вот только когда именно надоест? И что тогда? И вообще, зачем я вам, если отдачи от моей работы никакой?

– Давай выпьем, – вздохнул Аркаша. – Что будет дальше – никто не знает. А что будет еще дальше, знают все, потому что конец у всех один. А ты бы думал поменьше! Раз платят, значит, нужен. Главное, отчеты свои пиши так же подробно, и все будет хорошо. Ну, быть добру!

Наступил декабрь, а за ним и Новый год. Накануне Тимур передал просьбу начальства: провести новогоднюю ночь в пансионате. Конечно, сказал он, контрактом предусмотрен воскресный отдых, а поскольку Новый год может быть приравнен к воскресенью, то я вправе требовать двойной, а то и тройной оплаты, и руководство фирмы, не дожидаясь озвучивания данных требований, с радостью пойдет мне навстречу…короче, нужно было быть здесь.

Ну и ладно, мне же лучше. Во-первых, как и все одинокие люди, я терпеть не могу праздников, а во-вторых, заработать лишнюю копейку никогда не лишне. Было еще и «в-третьих». Мне было интересно с Инной. Я не мог припомнить ни одной женщины из моей богатой в этом плане жизни, с которой мне было бы хотя бы наполовину так же интересно, как с ней.

А может, это из-за возраста? Может быть, когда перестаешь видеть в каждой встречной потенциальную сексуальную партнершу, начинаешь замечать что-то другое, по-настоящему стоящее? То самое, что не проходит бесследно после определенного, словно кем-то заранее отмеренного, количества совокуплений?