– Скажите пожалуйста, – я начал выдавливать из себя вопрос только для того, чтобы хоть что-нибудь сказать. – Скажите пожалуйста, а левое крыло – оно вроде как особо режимное? Для буйных или особо опасных?

– Вроде как да, – так же доброжелательно ответил Никита. – Оно к тому же особо дорогое. Например, правом крыле живут 20 постояльцев, каждый в своей отдельной квартире с прислугой. А вот в левом квартир всего три. Улавливаете разницу? В настоящее время занята только одна, на остальные две пока нет клиентов соответствующего уровня. Это я к тому, чтобы вы осознали степени значимости вашей подопечной. Ну, а теперь пошли знакомиться!

Из административной части здания в левое крыло вел короткий переход за толстыми дверями, похоже, из пуленепробиваемого стекла. Тут же, в начале перехода, находился пост охраны: стойка (вроде той, что в холле) с мониторами, за которой сидел мужик средних лет в белой рубашке и при галстуке. Такой же элегантный вертухай сидел в кресле у двери. Он встал, внимательно посмотрел на меня, потом на Никиту, потом кивнул тому, что за стойкой, и только после этого впустил нас. Мне показалось, что дверь открывалась с помощью какого-то хитрого устройства, приводимого в действие тем, что сидел за стойкой, а охранник у входа играл роль сканирующего устройства и при необходимости – вышибалы.

Переход выходил в небольшой зимний сад, в котором стояли несколько скамеек и даже журчал небольшой фонтан – каменная лягушка, изо рта которой била тугая струйка воды, орошавшая серые, явно привезенные издалека и потому дорогие валуны. Все это обширное помещение имело какую-то закругленную форму, и дальний конец сада не был виден с того места, в котором мы оказались, пройдя через переход. Именно туда мы и направились.

Там под раскидистым не то большим кустом не то маленьким деревом стояло кресло, в котором сидел еще один человек при галстуке. Он явно охранял лифт, находившийся тут же. «Зачем нужен лифт, если нужно всего-то подняться со второго этажа на третий?», – подумал я, и тут же отогнал эту мысль как неуместную. У богатых, как известно, свои причуды.

И еще я не без грусти подумал, что путевку в такую богадельню мне ни за что не потянуть – даже если мне и будут платить обещанные две тысячи долларов в месяц. Да и деньги эти после всего увиденного и услышанного уже не казались не то что огромными, как всего каких-то пару дней назад, но даже сколько-нибудь достойными мужчины, находящегося в зрелом – назовем это так – возрасте.

Выйдя из лифта, мы оказались в очередном просторном холле с уже привычной стойкой с мониторами. Только на этот раз за стойкой сидела женщина в белом халате и белой же врачебной шапочке, кокетливо сидящей на рыжих волосах. Женщина поднялась нам навстречу. Она могла бы быть красивой, если бы не отталкивающе холодные глаза. Ярко-голубые глаза и молочно-белая кожа, какая встречается только у рыжих.

– Вера, – представил рыжую Никита. – Медсестра, сиделка и горничная в одном лице.

«Ага, и еще лагерная капо», – съязвил я про себя. – «С такой-то эсэсовской мордой!»

– Три, так сказать, в одном, – продолжал управляющий с такой гордостью, будто Вера была его собственноручным творением. – Но не потому, что мы экономим на ставках сотрудников. Просто таких профессионалов днем с огнем не сыскать! Вера, позвольте вам представить: Альберт Эдуардович. Психолог и лингвист. Будет вместе с вами работать с нашей общей подопечной.

Психолог и лингвист. Однако! Я не был ни тем, ни другим – если, конечно, не считать диплома филфака пединститута, куда я поступил по причине природной лени и полной неспособности к чему-либо серьезному.

– Очень приятно. – Вера протянула узкую прохладную ладонь, посмотрев мне при этом точно в зрачки. Сказать, что от этого взгляда меня обдало холодом, значит, не сказать ничего. Голубые глаза прокололи меня насквозь и оставили трепыхаться пришпиленным к чему-то твердому, как жука – новичка в коллекции жестокого любителя насекомых. Этой бы Вере сверкающие сапоги, стек и черную форму с одним погоном на левом плече – цены бы ей не было. Извращенцы, любящие поиграть в гестапо, наверняка платили бы бешеные деньги.

Никита подошел к двери из толстого матового стекла и негромко постучал. «Да, да, входите», – ответил изнутри женский голос. Мы вошли вдвоем с управляющим, Вера осталась на боевом посту.

Да, такой богадельни мне точно не видать, как своих ушей! Я стоял не в палате и даже не в очень крутой палате какого-нибудь элитного санатория. Я был в самой настоящей квартире, дорого и со вкусом обставленной. Салон, из которого вели две двери, одна, судя по всему, в спальню, другая – в помещение, которое язык не поворачивался назвать санузлом.

Мебель в комнате была высший класс, но не кожаная, с которой вечно съезжает задница, а по-настоящему уютная. На полу лежал ковер невиданной мной ранее бледно-голубой расцветки, а в стене слева был самый настоящий камин, хотя и не горевший. Но вообще, мебели было немного – только самое необходимое.

Широкая тахта, покрытая ковром, но уже не голубым, а темно-красным. Два кресла, два высоких и узких книжных шкафа, заставленных книгами. И еще что-то вроде секретера с баром и выдвижной панелью, служащей письменным столом. И, наконец, кресло-качалка, в котором со стаканом в руке сидела и доброжелательно улыбалась злая фея, умеющая направлять землетрясения.

У нее тоже были голубые глаза, но, в отличие от ледяных стекляшек женщины-капо, они сияли и искрились, словно их обладательница была больше не в силах сдерживать рвущийся наружу смех и вот-вот расхохочется в полный голос. Женщина была примерно моего возраста, плюс-минус пять лет. Волосы у нее были совершенно седые и подстрижены коротко, почти под ежик.

– Ну, что ли здравствуйте! – насмешливо произнесла она и сделала легкое движение стаканом в мою сторону. Стакан был примерно на одну треть наполнен жидкостью янтарного цвета.

Виски, подумал я. Да она банально пьяна! Или сумасшедшая. Или все вместе. Нормальный человек в ее ситуации, даже если его содержат в таких шикарных условиях, не может так веселиться.

– Здравствуйте, – в тон ей попытался ответить я, но, боюсь, веселье я изобразил отвратительно. И чтобы хоть как-то исправить конфуз брякнул, ткнув пальцем в пол:

– У вас очень красивый ковер.

– Вам нравится? Правда? Вы, случайно, не ценитель? – просияла женщина в кресле-качалке. – Это ведь настоящий персидский, видите, птицы на голубом фоне – это древний иранский мотив, такие ковры ткут только там. Но и тот, на тахте очень неплох, согласитесь. Тоже ручная работа, разумеется. Это уже турецкий. Восток вообще моя слабость, знаете ли, так что если у нас будет время – а мне почему-то кажется, что у нас с вами его будет ох как много! – то мы поговорим о коврах, а заодно о паласах, сумахах, арбабашах и…

– Время у вас обязательно будет, – улыбаясь сказал Никита и добавил, обращаясь уже ко мне:

– Ваш номер, Альберт Эдуардович, находится через коридор. Уверен, он вам понравится.

– Альберт Эдуардович – звучит очень красиво! – словно пропела тетка в кресле и опять сделала движение стаканом в мою сторону. Э-э, да она в хлам, подумал я. Значит, сухой закон на злую фею не распространяется. Интересно, за что такие привилегии?