Я наблюдала за ее квартирой несколько дней. У няни, видимо, что-то случилось: она вдруг изменила свои привычки. По-прежнему возит Билли на прогулку, только теперь в противоположную сторону.

Сегодня я дождалась, пока она уйдет. Поднялась на третий этаж, зашла в квартиру и двинулась прямиком в кабинет Маркуса. Мне нравится быть среди его вещей, его книг, его чертежей. Там я словно становлюсь ближе к нему. Я разглядывала книги и вдруг заметила старый фотоальбом, принадлежавший его деду, Билли Хартману – фоторепортеру и коммунисту. Я взяла его, уселась на полу и стала разглядывать снимки.

Билли Хартман всю жизнь проработал фотографом в газете «Хельсингин саномат». Своей работой он гордился и много лет лучшие фотографии вклеивал в этот альбом.

Маркус очень любил деда. Помню, как он разъярился, когда родители поместили деда в дом престарелых, потому что у него была болезнь Альцгеймера. Маркус тогда с ними серьезно поссорился. По его мнению, деда следовало оставить дома, в знакомой обстановке. А дом престарелых был за много миль от привычных для деда мест. Маркус тогда еще учился, и ему приходилось тратить много времени на дорогу, но он регулярно его навещал. Иногда и я с ним ездила. Помню один из первых наших визитов. Маркус взял с собой альбом деда. Мы сидели на станции, ждали поезда.

– Что это у тебя?

– Вот люди! Сослали его в такое место и даже альбом с собой не дали.

– А что там?

– Вся его жизнь…

* * *

В детстве Маркус часто просил деда посмотреть вместе с ним альбом и рассказать историю каждой фотографии. Благодаря своей работе Билли Хартман знал обо всех новостях – пароходных авариях, политических сборищах, забастовках. Одна фотография произвела на Маркуса особенно сильное впечатление.

Сейчас я смотрела на нее. На земле лежит, вытянувшись, молодой человек. Из его головы течет кровь, расплываясь темным пятном. Глаза у него открыты, во взгляде боль и удивление. На верхней губе след от сбритых усов. Одна рука подвернута под бок. Другая вытянута, и пальцы ее согнуты, словно парень хочет кого-то подозвать. Он в джинсах и синей рабочей куртке. Тут же лежит разбитый грузовой контейнер, рядом – выпавшие из него железки.

– Очень сильное фото, – сказала я.

– Когда это случилось, дед был в доках. Его послали снимать какую-то торговую делегацию. Он пришел заранее, ходил, выбирал место для съемки. Дед любил говорить: «Время, потраченное на разведку, всегда окупится». И он увидел, как упал контейнер и ударил парня по голове. Он был свидетелем того, как парень умирал и дергался. И решил непременно его снять.

– Ужасное происшествие.

– Технику безопасности не соблюдали. В том доке вечно что-то случалось. Деду об этом рассказал один из рабочих, тоже коммунист.

Эта фотография послужила толчком к борьбе за улучшение охраны труда в доках. Дед Маркуса старался не зря.

Когда мы добрались, Маркус пошел вперед и отыскал деда; старик отдыхал на скамейке под деревьями. В тот раз у него случилось просветление, и он очень обрадовался внуку – и альбому. Билли Хартман был убежденным коммунистом. При наших следующих встречах он часто повторял: «От каждого – по способности, каждому – по потребности, иначе никак. Сами еще убедитесь».

А вот она, я уверена, ничего этого не знает. Понятия не имеет, какой человек Маркус и что ему нужно. Я вспомнила о том мужчине, которого видела в окне детской с Билли на руках. Положив альбом точно так, как он лежал, я пошла в кабинет Кэти. Проверила все ящики в письменном столе. Чего только там не валялось. Старые дискеты, использованные чековые книжки… а в самом нижнем я обнаружила стопку фотографий. Среди них нашла и то, что искала. Он был лишь на нескольких фото. Стоял в каком-то саду, обнаженный по пояс, загорелый. Ее любовник… Эту фотографию я положила Маркусу на самую середину стола. Там у него ничего лишнего, и он ее сразу увидит.

Июнь

Я была на кухне, думала, что готовить на ужин. Хотелось утешить себя вкусненьким. Тут же на полу играл Билли. Мною владело уныние. От Филипа пока новостей не было. Подготовленные мной материалы он уже разослал членам правления – я узнавала у его секретарши. А мне ничего не сказал. Филип очень злопамятный. Завоевать его уважение нелегко, а вот потерять – запросто.

Во входной двери звякнул ключ. Вошел Маркус, поцеловал меня и Билли.

– Я бы куда-нибудь сходил. Давай прогуляемся втроем.

Маркус нечасто предлагал такое, и я сразу согласилась. Хорошо, что мы выбрались на улицу. Вечер выдался теплый и ясный, мы пошли в Риджентс-парк. Лишь несколько пар бродили по дорожкам, наслаждаясь тишиной и покоем. А я была в смятении. Толкая перед собой коляску, я стала жаловаться Маркусу на свои беды.

– У меня неприятности на работе… не знаю, потяну ли я редакторскую лямку.

Было не слишком приятно сообщать мужу о сомнениях в собственном профессионализме, но хотелось поделиться.

– Ты ведь только начинаешь, – успокаивающе сказал он.

Глаза наполнились слезами.

– Я все путаю, теряю бумаги, забываю. И чем больше в себе сомневаюсь, тем больше делаю ошибок.

– Плохо, конечно, что ты потеряла заметки, зато подала отличную идею. Ведь ей дали ход, верно?

– Да. Филип напомнил, что я на должности временно. По-моему, он в меня уже не верит.

– Вряд ли. Может, ты слишком много на себе тащишь? Пусть твои подчиненные делают больше. Пусть пишут, а ты сиди и строй из себя доброго начальника.

– Я и сама люблю писать.

– Ну так пиши, и им иди навстречу. Пусть сами выбирают себе объекты для статей. Если коллеги будут на твоей стороне, Филип не станет тебя отстранять.

Совет мне понравился, а поддержка Маркуса подбодрила. Да, надо встретиться с каждым сотрудником отдельно и предложить выбирать здания, о которых они захотят писать. Пусть чувствуют, что я их ценю, да и самой мне будет приятнее работать над проектом.

Я сжала его руку.

– Спасибо.

Мы еще погуляли, полюбовались игрой света на пруду. Уходить не хотелось, и, отыскав летнее кафе, где подавали тапас,[3]мы сели, поставили рядышком коляску и заказали два бокала пива.

– Ты у нас, надо полагать, эксперт по тапасу – тебе и заказывать, – решил Маркус.

– Это точно, я его в детстве столько съела… А папа всегда был верен мясу с овощами.

– А я вырос на маринованной сельди, картошке и ржаном хлебе, – грустно улыбнулся Маркус.

Я просмотрела меню.

– Возьмем креветки с чесноком, картофель с острым соусом, анчоусы, тортильи и, наверное, чоризо… А еще либо жареного кальмара, либо фаршированных мидий. Ты что предпочитаешь?