– Чтобы не сбежала, – пояснил муженек, – не вернешься с заходом солнца – лишишься рук.

Да уж! Вот что значит: «Благородство сиятельного распространяется только на благородных». Я на такой щедрый дар могла не рассчитывать.

Городишко встретил меня гомоном босоногой детворы, скрипом повозок, базарной трескотней соседских кумушек, запахами сдобы и отбросов вперемешку. Я шла по улицам, разглядывая вывески. Ни одной лавки с готовыми платьями. Зато насчитала семь шильд с пенными кружками и четыре цирюльни. Как будто горожанам все, что нужно, – это напиться, подраться, а потом, протрезвев, вырвать недовыбитые зубы. Иных проблем, кроме как утолить жажду и побриться, похоже, они не имели.

Свернув еще пару раз, я все же обнаружила булочную. Аромат свежевыпеченной сдобы с корицей, ванилью дразнил ноздри, кремовые пирожные соблазняли в витрине сильнее, чем новенький, сошедший с конвейера моноход последней модели. В животе предательски заурчало и я, поддавшись соблазну, направилась в булочную.

За пару медяшек я стала счастливой обладательницей здоровенного глазированного пряника. Ценная информация, где же здесь можно разжиться женским платьем и всем, что к нему полагается, досталась мне даром от словоохотливой, пышной и румяной, как сдобная булочка, продавщицы.

Следуя указаниям, я таки добралась до лавки, вход в которую украшало изображение шляпки, намалеванное красками на белой стене. Причем оно было столь «достоверно», что узнать вуалетку, больше напоминавшую рыбацкую сеть, я смогла лишь со второго раза. Зато ниже гордо красовалась надпись: «Модистки Ша и Нель. Лучшее дамское платье в городе».

Толкнула дверь и, шагнув через порог, оказалась в миленьком магазинчике, основным недостатком которого был избыток товара на квадратный дюйм. Поэтому я почувствовала себя как моль в платяном шкафу: места мало, тряпья много и все хочется попробовать.

Глаза разбегались, но на помощь мне пришла модистка. Выслушав просьбу, она предложила мне начать с туалета для хозяйки. Разобравшись с нужного размера нательной сорочкой (достойной габаритов сиятельного оказалась лишь одна) и чепцом, дело дошло до чулок. И тут я растерялась: многообразие от тончайших до вполне практичных, от белых до алых. Я никогда не думала, что их может быть столько. Выбрала самые красивые и дорогие: ярко-алые в крупную сеточку. Хантеру должны понравиться.

А вот с платьем случилась та же беда, что и с сорочкой: гренадерских размеров в лавке оказалось раз-два и обчелся. В результате сиятельный заочно стал обладателем чего-то зелено-болотного, с кучей рюшей и ярко-желтой окантовкой. Оценить модель мне помешало малое пространство лавки, поэтому осталось стойкое впечатление, что я прикупила чехол от дирижабля. Зато лорд в него точно поместится. Довершил образ будущей внушительной миссис Элмер парик, столь кучерявый, что его легко можно было перепутать с курдюком овцы.

Себе же, как и наказывал Хантер, я взяла коричневое платье, передник, кремовый чепчик и отдельно – белые манжеты и воротничок.

Подумала – что еще нужно? – и вспомнила про румяна-помады. Уточнив у модистки, где можно их приобрести, узнала, как добраться до аптеки.

Я расплатилась, и заботливая хозяйка начала упаковывать все мои покупки. Вот тут-то и пришло оно. Озарение. Жаль, что запоздалое. Тащить весь этот ворох одежды до той самой аптеки, а потом и до лавки сапожника – удовольствие то еще. Но все в этом мире имеет свою цену, а глупость – еще и наценку в виде укоров. В моем случае – самой себе.

Зато упрямства мне всегда было не занимать, и я, подобно мулу, доволокла все свертки до злополучной аптеки. Пыхтя, ввалилась в оную. В нос мне ударили запахи мяты, камфары и валерианы.

Огляделась. Прилавок, позади которого расположились полки со склянками, банками с заспиртованными жабами, запечатанными колбами с сизым дымом, мензурки с подозрительными растворами и мирные на вид пузырьки с притертыми крышками. И ни души. Вернее – две души. Моя и кронпринцева, тут же материализовавшаяся. А вот аптекарской – и в завиданках не было.

– И где?.. – задала я риторический вопрос, обозревая заприлавковое пространство.

Венценосное привидение, видя такой произвол, нахмурилось и даже в нетерпении прошлось от стены до стены. Я же поступила, как и любой, кому что-то сильно нужно: крикнула. Звук прокатился по комнате, ударился об окна и полетел в раззявленную дверь подсобки.

Вот только вышедший аптекарь, шаркавший тапками по полу так, словно вознамерился сделать в половицах колею, не оценил приветствия.

– И незачем так орать, молодой человек, – не поднимая взгляда, возвестил хозяин склянок. – Я вам не мальчик на побегушках.

Венчик седых волос обступил лысую макушку, как снег – проталину, кустистые брови, сгорбленная спина, руки в старческих прожилках вен. Дедок лишь на мгновение поднял голову. Мельком прошелся взглядом по невзрачной от пыли мне. А вот на кронпринце, не успевшем исчезнуть при появлении посторонних, задержался.

– Не та нынче молодежь пошла. Вроде с виду парень, а по голосу – чистая девка, – пробурчал под нос старик. – А все виновата столичная мода!

Он назидательно поднял палец.

– Мне бы помады и румян с тенями, – озадаченно произнесла я.

Мое замешательство объяснялось тем, что аптекарь продолжал меня игнорировать и смотрел исключительно на привидение, ничуть не смущаясь его эфемерной сущности.

– Как изволите… – старик на мгновение замолчал, а потом глумливо добавил: – девушка.

И все это – адресуя кронпринцу. Высочество поняло и оценило ехидный намек.

– Я не девушка, – грубым голосом уточнил принц.

Аптекарь, сгорбившись еще сильнее, нагнулся под прилавок и оттуда пробурчал:

– Девять медек за все.

Я, пройдя сквозь привиденистого Микаэля, стоявшего к прилавку ближе, высыпала на столешницу требуемое и сделала шаг назад.

Аптекарь, увидев деньги, тут же сгреб их и выставил перед привидением тюбики ярко-алой помады, черных, как сажа, теней и ярких румян.

– Вот. Все, что вы и просили, миссис, – ёрничая, протянул аптекарь.

– Я еще раз вам говорю, что я не девушка! – сквозь зубы выдохнул кронпринц.

Но подслеповатый старик, в роду которого не иначе затесались ехидные гоблины, все равно остался при своем и выдал: «Ну и гордитесь!» – имея в виду вовсе не смену пола, а переломную ночь, что превращает девушку в женщину.

После этой коронной фразы аптекарь неспешно развернулся и пошаркал тапками обратно. Кронпринц же сдержанно произнес:

– Никому об этом ни слова.

Я лишь кивнула, не в силах издать ни одного членораздельного звука. Боялась, что если открою рот – засмеюсь, и даже грозные взгляды и надменное выражение венценосного лица меня не остановят.

Зато у сапожника все прошло гладко. Даже весьма быстро нашлась пара дамских сапог подходящего размера. Правда, расцветочка у них была а-ля детская неожиданность. Ну да кто под юбкою увидит-то?