– Этого я не знаю. Когда мы уезжали, он погнал «мерс» кколонке – видимо, хотел заправиться.

– Вы не спрашивали у Романа, что значит вся эта история?

– Спрашивал. Он ответил, чтобы я не задавал глупых вопросов,если хочу иметь стабильный и хороший заработок. Я подумал, что и правда лучшепомалкивать, что не мое это дело.

– Когда вы получили оговоренную плату?

– Как и договорились, когда доставили колесо в гараж. Наэтот раз мы просто въехали во двор, Роман позвонил по мобильнику, сказал, мытут, и из подъезда вышел тот мужик, открыл гараж, мы положили туда колесо иуехали.

– Как Карташов обращался к неизвестному мужчине? Как егоназывал?

– Никак. Просто сказал: «Мы тут». И все, отключился.

– А когда Роман вам описывал того человека, инструктировалдля первой встречи, он этого мужчину как-то называл?

– Да вроде нет… Просто говорил: «Будет мужик такой толстый,небритый…» Хотя он меня предупредил, чтобы я не опаздывал ни в коем случае, ато, говорит, шеф уйдет. Ну, я думаю, он это в шутку сказал. Дядька никак не былпохож на шефа.

– Когда этот человек появился, они здоровались с Романом?

– Нет. Ни слова не сказали ни тот, ни другой. Мужик досталколесо из багажника, сам закатил его в гараж, закрыл на замок, а потом пошелдомой.

– То есть у вас создалось впечатление, что он живет в том жеподъезде, из которого вышел?

– Ну да, а как иначе? Он так быстро вышел, может, живет напервом этаже, я не знаю.

– Вы можете более подробно описать этого человека?

– Ну я уже говорил… Он такой не слишком высокий, примерно сменя, где-то метр семьдесят или метр семьдесят два, но полный, плечи покатые,пузень… в смысле, животик есть. Но сильный, это сразу видно, колесо от «мерса»не самое маленькое, он его одной левой таскал. На нем была вязаная спортивнаяшапочка серая, из-под нее сзади черные волосы торчали, на щеках щетина, подносом усы. Правда, он в основном прятал лицо в шарф, но, в общем-то, я егоразглядел.

– Вы могли бы опознать этого человека при встрече?

– Не знаю, наверное.

– Посмотрите, на этих фотографиях его нет?

– Определенно нет. У него черные глаза с мешками под ними,вот что я еще запомнил. Может, с печенью что-то? Или с почками? Странноевпечатление произвело на меня его лицо. Какое-то немытое. Не знаю, почему мнетак показалось.

– Я сейчас задам вам два вопроса, которые уже задавалпрежде. Но мне необходимо выслушать ваш ответ еще раз. Итак, вопрос первый: васв самом деле не удивили ни странная, подозрительная работа, для выполнениякоторой вас привлекли, ни чрезмерно высокая оплата, ни обстановка явной секретности,в которой вам пришлось работать?

– А что такого?

– Отвечайте на вопрос, пожалуйста.

– Ну я уже говорил, что мне ничего странным не казалось. Иподозрительным тоже.

– Вопрос второй. По пути на место встречи с Бусой вы ни разуне останавливались, не смотрели на колесо, которое вас попросили отвезти?

– А чего на него смотреть? Что я, колес не видел? Короче, несмотрел.

– И последний вопрос. Как вы расстались с РоманомКарташовым?

– Нормально. Он попросил довезти его до площади Горького,сказал, что пойдет в тренажерный зал. А я поехал домой. Вот и все.

* * *

– Справочная уже не отвечает, – с досадой произнес Валентин,швыряя трубку. – Чего ж ты хочешь? Третий час ночи! Нормальные люди давно спят.Может, пойдем и мы наконец, а, золотко? Ну сколько можно искать вчерашний день,не понимаю! Мне все-таки завтра, вернее, сегодня, работать, а вечером в Москвуехать!

– Ага, – рассеянно отозвалась Валентина, сидевшая на полу,среди разбросанных черно-белых фотографий. – Бли-ин… Ну у кого может бытьтелефонный справочник с личными номерами, а?

– У Володьки есть, – зевнул Залесский. – Точно, есть. Но егосамого дома нету.

– Вечно его нету, когда нужен до смерти! – рассердиласьВалентина. – Но как же быть, а? Я до утра не до-живу.

– Да что ты можешь сделать, скажи, пожалуйста? – простоналмуж. – Ну, позвонишь этому своему Олегу Пластову, и что ты ему скажешь?Напомнишь боевое прошлое в деревне Пильно? Выразишь сочувствие? Думаешь, емупосле такой трагедии будет до совместных приятных воспоминаний? У него сейчасесть заботы поважнее, можешь мне поверить.

В голосе его прозвучали непривычно раздраженные нотки, иВалентина воззрилась на мужа не без изумления:

– А ведь ты ревнивец, Залесский!

– Может, я и ревнивец, – рявкнул муж откровенно зло, – а ты…я вообще не знаю, кто ты. У человека жуткая трагедия, у него сын погиб страшнойсмертью, да на фиг ему это надо – слышать твой прочувствованный голос?! Ужемесяц прошел или даже больше, у него только-только начала рана затягиваться, атут ты влезешь невесть откуда. Тем паче – в такое время, когда все нормальныелюди спят или пытаются уснуть. И вообще, я тебе удивляюсь, золотко. На твоихглазах сегодня девку молодую убили, жестоко убили – беременную, твою пациентку,тебе этот ненормальный опер чуть ли не уголовщину шьет, а ты хоть бы хны,девчонку даже не вспоминаешь, хотя у тебя вон на шубе и рукавичках кровь ее, яже видел. А ты вдруг вцепилась в воспоминания столетней давности, хочешьтряхнуть стариной – не знаю зачем. Не нужны Пластову ни соболезнования твои, нимемуары, понимаешь ты это или нет?