подруга становилась все смелее с каждым днем.

Однажды, сидя за расходными книгами, я привычно выглянула в окно, отвлекая глаза от цифр, и увидела Вышинского, попивающего чай. На столике стоял поднос с огромным куском вишневого пирога, рядом были раскиданы бумаги.

«Ну, хоть этот не чурается сладкого, – пришла мысль первой, а второй стала: – Какого Мрака происходит?»

Я торопливо встала с кресла, ругаясь сквозь зубы. Пойду, проверю, кто из девчонок нарушил мой приказ, заодно и премии лишу.

– Сколько можно терять прибыль? – высказалась Яна в ответ на мое возмущение. – Он все равно занимает столик, пусть хоть деньги платит. Неделю уже сидит бесплатно.

– Дело не в деньгах, – пробурчала я недовольно, мысленно удивляясь нетипичной меркантильности Яны, скорее, она что-то задумала. Настоящую причину появления дознавателя она не знала, и я не собиралась ее озвучивать. – Ладно, можешь кормить, – в итоге согласилась я с ее доводами. – Надеялась, что ему скоро надоест, но, видимо, не судьба. Упрямый фанатик.

Яна склонила голову к моему уху и прошептала заговорщицки:

– А ты заметила, что он не сводит с тебя глаз? – я нахмурилась: опять за свое? Подруга добавила игриво: – Еще один поклонник, только богаче и влиятельнее. И явно смелее Андре, если спорит с тобой.

– Поклонник? – я криво усмехнулась. – Вряд ли. Это совсем не то, что ты думаешь. Он приходит не за этим.

– А зачем?

– Берта, ты приготовила пакет для леди Барановской? – громко произнесла, намеренно проигнорировав вопрос Яны. – Курьер давно ждет у калитки.

– Иду! – отозвалась Берта, выбегая из кухни с огромным свертком.

Надеюсь, рано или поздно Вышинскому надоест следить за нами. Не получилось отвадить его грубостью, попробую другим способом – хитростью.

Ведьмовскую силу, или, как говорила Агата, магию, я неплохо освоила за время путешествия в столицу. Год – достаточное время и для тренировок, и для осознания. Книг по обучению ведьм не было, приходилось действовать вслепую. В доме Агаты часто тренироваться я боялась, опасаясь кому-нибудь навредить, да и возможностей не было – все время занимала учеба.

Методом проб и ошибок я доказала следующее: нужно видеть то, что проклинаешь, или ощущать. То есть я не смогла бы навредить какому-то незнакомцу, живущему за тридевять земель, только тому, кто передо мной, кого я знаю или вижу. Конечно, я не проклинала людей, но несколько животных в лесу все-таки пострадало.

И второе – интуицию можно обмануть. Последнее особенно ценно. Раньше я думала, что моя жизнь – глубокая колея, из которой не выбраться. Все предопределено заранее, и это ужасало. В детстве мне нравилось следовать за интуицией, проверять ее. Я входила в библиотеку, закрывала глаза и выбирала книгу, которую загадывала почитать. Она всегда оказывалась на той полке, к которой я протягивала руку. Так же было и с едой, одеждой и прочим. Если я кого-то хотела видеть – он тут же оказывался у меня на пути. Если в меню была пшеничная каша, которую я терпеть не могла, то она обязательно или подгорит, или соскользнет с подноса, или еще что. И так далее.

Став взрослее, я злилась, когда все складывалось легко и просто. Эта простота меня и раздражала. Я не хотела всю жизнь идти по проторенной дороге. Хотела чего-то необыкновенного, интересного, удивляющего.

Да, я слушала интуицию, когда она начинала серьезно о чем-то предупреждать, особенно когда впереди была смертельная опасность. Тут не до упрямства. В остальных случаях я могла в последнюю секунду изменить решение, специально выбирая что-то другое. Например, так я нашла Яну. Интуиция уводила меня от неприглядного вида таверны на окраине, даже подкинула несколько других вариантов для ночевки. Я отмахнулась от прилично одетой женщины, приглашающей меня к себе в дом на постой, и от добродушного старика на телеге, который пообещал бесплатно отвезти в центр, где есть хороший гостиный двор.

Может быть, мне было бы легче идти одной, не тратить деньги, которых и так было немного, может быть, сила считала Яну обузой. Не знаю. И не жалею, что вытащила ее из болота, в котором она жила. Но после того случая я поняла, что не все решения интуиции правильны. Она выбирает самый простой и легкий путь, но жизнь на самом деле не прогулка по ухоженному декоративному саду. В ней должны быть трудности, иначе не интересно.

Сегодня Вышинский заказал большой чайник чая, кусок мясного пирога и десять эклеров с шоколадной начинкой. Раньше в нашей кондитерской продавали лишь сладости, но Яна уговорила меня расширить ассортимент хотя бы пирогами с мясом, рыбой, капустой. Она даже первое время сама их пекла. Догадываюсь, для кого она старалась. Пироги стали заказывать посетители, не в таких количествах, как пирожные, но для разнообразия… Пусть будут.

Поднос Вышинскому я решила отнести сама. Не доходя до столика пяти шагов, зацепилась одной ногой за другую и неуклюже полетела на землю, стараясь выглядеть натурально.

Вышинский вскочил и бросился ко мне. Краем глаза я заметила неприкрытое удивление на его лице.

– Вы ушиблись? – голос прозвучал взволнованно.

– Да, – простонала я, – ногу подвернула. Очень больно.

Из здания кафе выбежали Яна и обе подавальщицы. Вышинский одной рукой подхватил меня под колени, другой взял за спину и одним движением поднял с земли. Я почувствовала, как напряглись его руки, мышцы стали буквально каменными. Очень захотелось ткнуть пальцем в предплечье и проверить твердость. Едва удержалась.

Дознаватель прижал меня к груди и понес внутрь здания.

– Я пошлю за доктором, – обеспокоенно произнесла Яна.

– Не нужно, – простонала я, надеясь, что не переигрываю, – приложу лед и полежу немного. До завтра пройдет.

– Куда вас?

– В кабинет, – слабым голосом ответила я наследному лорду. – Второй этаж, первая комната справа.

Удивительно, но мне понравилось находиться в его руках. Они сжимали меня, словно стальные клещи, – сильно, цепко, не вырваться. Он даже чуточки не устал, а я ведь не пушинка. И пахло от него вкусно, уж я-то разбираюсь в запахах. Мужчина опустил меня на кушетку, встал на колено и попытался приподнять край юбки. Я решительно отодвинула его руку.

– Спасибо и до свидания, – пора и честь знать, а то вдруг заметит, что лодыжка не распухла, и